Властелин Хаоса

– Вот и прекрасно. Потому как это последнее, что тебе удалось бы сделать в этой жизни. – Башир попрежнему ухмылялся, но у Перрина не было оснований сомневаться в серьезности его слов. – А сейчас, пожалуй, самое время отвести тебя к Дейре. Пойдем ка туда, покуда они друг дружку не поубивали. Они малость увлекаются, когда спорят, а Заринэ уже слишком большая, чтобы ее так запросто можно было отшлепать. – Башир поставил кубок на стол и, уже направляясь к двери, произнес: – Одно, парень, я советую тебе иметь в виду. Если женщина говорит, будто чему-то верит, это далеко не обязательно правда. То есть она-то говорит правду, потому как действительно верит, но то, во что верит женщина, еще далеко не истина. Учти это.

– Непременно, – пообещал Перрин. Кажется, он понял, что имел в виду Башир. Фэйли порой обращалась с истиной весьма вольно. Не в том, что было действительно важным или казалось таковым ей, но… Если она давала обещание, исполнять которое ей не хотелось, то всегда ухитрялась оставить какую-нибудь лазейку, позволявшую поступить по-своему, формально не нарушив слова. Чего он не мог взять в толк, так это того, какое отношение имели слова Башира к матери Фэйли.

Идти пришлось далеко, по длинным коридорам и вверх по высоким лестницам. Салдэйцы во дворце встречались не часто, зато айильцы, прежде всего Девы, чуть ли не на каждом углу. То и дело попадались одетые в красно-белые ливреи слуги – они кланялись или приседали, – а также женщины и мужчины в белом, вроде тех, что увели лошадей. Эти сновали с подносами или ворохами белья, потупя очи и, кажется, не замечая никого вокруг. Неожиданно Перрин заметил, что у многих из них на голове такие же красные повязки, как и у некоторых айильцев. Должно быть, они тоже айильцы. Но он обратил внимание и на другое – такие повязки носили и мужчины и женщины из числа одетых в белое, тогда как среди айильцев в обычных нарядах – только мужчины. Ни одной –Девы в такой повязке он не углядел. Гаул рассказывал ему кое-что об айильцах, но ни о каких повязках даже не упоминал.

Как только Перрин с Баширом вошли в комнату, устланную узорчатым красно-зелено– золотым ковром, на котором стояли инкрустированные костью кресла и маленькие столики, чуткий слух Перрина мигом уловил доносившиеся из-за двери, из внутренних покоев, женские голоса. Слов он не разобрал, понял только, что один из голосов принадлежит Фэйли. Неожиданно донесся шлепок и почти сразу же за ним другой. Перрин поежился. С одной стороны, нужно быть последним болв'аном, чтобы встрять между женой и тещей, когда они ссорятся, – обычно такому дураку достается от обеих. Однако, хоть он и не сомневался в способности Фэйли постоять за себя, ему доводилось видеть, как женщины сильные и решительные, сами имевшие детей, а то и внуков, перед своими матерями робели, словно девчонки.

Расправив плечи, он шагнул к дверям, но Башир опередил его и неспешно, словно времени у него немерено, постучался костяшками пальцев. Ну конечно, он-то ведь ничего не слышал и небось не знает, что они там сцепились, словно кошки в мешке. Мокрые кошки.

Стук мигом прекратил перепалку – ее как ножом обрезало.

– Войдите, – послышался громкий спокойный голос.

Перрину все же удалось не проскочить вперед мимо Башира, но, оказавшись внутри, он тут же принялся искать глазами жену. Она была там – сидела в кресле с широкими подлокотниками, поставленном так, чтобы яркий свет из окна не слепил глаза. Ковер в этой комнате лежал темно-красный, что наводило на мысль о крови, а на одной из шпалер красовалось изображение женщины, верхом на коне охотившейся с копьем на леопарда. На другой была изображена яростная битва, завязавшаяся вокруг знамени с Белым Львом. От Фэйли исходило множество запахов, свидетельствовавших о противоречивых, накладывавшихся одно на другое чувствах, а на левой щеке виднелся красный след от пощечины, но, завидев Перрина, она слабо улыбнулась.

Зато сам Перрин удивленно заморгал. После всех этих разговоров о голубках он ожидал увидеть хрупкое, воздушное существо, но леди Дейра оказалась на дюйм выше мужа и весьма… величавой. Не крупная, как госпожа Лухан, и не такая здоровенная, как Дейз Конгар, которой впору махать молотом в кузне, но величавая. И полногрудая, хотя, конечно, не следовало думать так о собственной теще. Теперь Перрин понял, от кого досталась Фэйли ее красота. Лицом она точь-в-точь походила на мать, только без проблеска седины в волосах. Если, доживи до таких лет, Фэйли будет выглядеть так же, Перрин может считать себя счастливейшим человеком. С другой стороны, характерный салдэйский нос делал леди Дейру похожей на орлицу, а устремленный на Перрина взгляд темных раскосых глаз усиливал это впечатление. Ни дать ни взять орлица, готовая закогтить нахального кролика. От нее исходил запах ярости и презрения. Но Перрин с удивлением отметил, что и на ее щеке красуется багровый отпечаток.

– Отец, мы только что говорили о тебе, – промолвила Фэйли с нежной улыбкой и расцеловала Башира в обе щеки. Перрин ощутил легкий укол ревности: