Властелин Хаоса

Однако когда молодой человек принялся расписывать роскошные покои Моргейз, ее блестящие выезды и охоты и уверять, будто она в любой день готова подписать соглашение с Чадами Света, удивление сменилось отвращением. Не скрывая своих чувств, Валда сердито нахмурился. Впрочем, от Найола ничего другого ждать и не приходилось. Когда-то этот человек был великим воином, одним из лучших полководцев, но ныне постарел и стал слишком мягкосердечным. Валда понял это, как только приказ Найола достиг Тар Валона. Найолу следовало выступить на Тир при первом же известии об ал’Торе. Собрать все силы, объединить все народы и под знаменами Чад повести их против Лжедракона. Надо было сделать это еще тогда, а теперь время упущено. Ал’Тор овладел Кэймлином и собрал достаточно сил, чтобы устрашать малодушных. Впрочем, если Моргейз здесь, это поправимо. Доберись до нее он, Валда, она подписала бы соглашение без промедления. В первый же день, пусть даже кому-то и пришлось бы помочь ей держать перо в руке. Свет свидетель, он научил бы ее повиновению, а вздумай она противиться вступлению Детей Света в Андор, привязал бы ее за запястья к посоху. Вот было бы знамя – самое подходящее для похода на Андор.

Дэйн медлил – вне всякого сомнения, рассчитывал на приглашение к обеду. Как младший по чину, он не мог пригласить Валду сам, но, надо полагать, хотел поговорить со своим бывшим командиром о Тар Валоне и, может быть, о своем погибшем отце. Впрочем, о Джефраме Борнхальде Валда был не слишком высокого мнения, ибо считал этого человека слишком мягким.

– Приходи ко мне в лагерь на обед к шести, чадо Борнхальд. Надеюсь видеть тебя трезвым.

Все-таки Борнхальд был пьян – он разинул рот и, прежде чем отсалютовать и уйти, пробормотал что-то невнятное. Что же происходит? Ведь Дэйн был многообещающим молодым офицером. Слишком щепетильным – вечно пытался доискаться доказательств вины, будто это самое главное, – но все же многообещающим. Более твердым, чем его отец. Позор и беда, что такой человек растрачивает себя на бренди.

Недовольно бормоча себе под нос – рыба гниет с головы; и уж коли офицеры предаются пьянству в самой Цитадели Света, стало быть, виноват в этом не кто иной, как Найол, – Валда отправился в свои покои. Ночевать он намеревался в лагере, но горячая ванна пришлась бы ему очень кстати.

Однако в просторном каменном коридоре навстречу ему попался широкоплечий молодой человек, на белом плаще которого за эмблемой золотой солнечной вспышки красовался алый пастуший посох – символ Руки Света. Не останавливаясь и даже не поднимая на Валду глаз, Вопрошающий почтительным тоном произнес:

– Не угодно ли лорду-капитану посетить Купол Истины?

Сдвинув брови, Валда проводил его не слишком любезным взглядом – он не жаловал Вопрошающих. Признавая, что кое-какая польза от них есть, он тем не менее считал Вопрошающих захребетниками, нацепившими эмблему с алым посохом, дабы избежать встреч с вооруженным противником. Валда хотел было повысить голос и одернуть этого малого, но передумал. Вопрошающие не отличались строгим соблюдением дисциплины, но даже для них было немыслимо, чтобы рядовой воин ни с того ни с сего принялся давать советы лорду-капитану. Он решил, что с ванной придется повременить.

Купол Истины, одно из величайших чудес мира, в какой-то мере восстановил душевное равновесие Валды. Этот подлинный храм истины представлял собой гигантский купол, снаружи ослепительно-белый, внутри же выложенный золотыми листьями, сверкавшими в свете бесчисленных подвесных лампад. По окружности высились ряды белоснежных, отполированных до блеска колонн, но сам огромный свод простирался безо всякой поддержки на сто шагов в поперечнике. В центре беломраморного пола находилось мраморное же возвышение – оттуда до вершины купола было не менее пятидесяти шагов, – с которого при проведении самых важных и торжественных церемоний обращался к собравшимся лорд капитан-командор Детей Света. Когда-нибудь на этом месте будет стоять он, Эамон Валда. Найол не вечен.

В огромном зале находилось немало Чад – здесь было на что посмотреть, хотя никто, кроме Детей Света, не мог любоваться его великолепием. Однако – Валда не сомневался – его пригласили сюда не для того, чтобы наслаждаться красотой строения. За высокими колоннами тянулись ряды колонн пониже – таких же незатейливых по форме, но отполированных до зеркального блеска, а за колоннами находились ниши, украшенные древними фресками. Все они изображали сцены триумфов Чад Света за их тысячелетнюю историю. Валда неспешно шел вдоль колонн, заглядывая в каждую нишу. Наконец он приметил рослого седого мужчину, разглядывавшего одну из фресок, ту, что изображала казнь Серении Латар, единственной Амерлин, угодившей в руки Чад. Правда, на виселицу ее подняли уже мертвой – живую колдунью не больно-то вздернешь, но это к делу не относится. Шестьсот девяносто три года назад восторжествовали закон и справедливость.

– Тебя что-то огорчает, сын мой? – послышался мягкий, негромкий голос.