— Кольцо со мной, — с запинкой отозвался Фродо, сам себе удивляясь. — Но оно такое же, как всегда. Ничего интересного.
— Да я только гляну, — не сдавался Бильбо.
Еще когда Фродо одевался на пир, он обнаружил, что Кольцо висит у него на груди — на легкой, но прочной цепочке. Теперь он медленно полез за пазуху. Бильбо подставил ладонь… И вдруг Фродо рывком отдернул руку. К собственному удивлению и ужасу, он увидел, что перед ним вовсе не Бильбо! Между ними словно пала тень, а по ту сторону тени кривлялся маленький, сморщенный уродец с жадной гримасой на лице и протягивал к Фродо костлявые, скрюченные пальцы. Фродо захотелось его ударить.
Музыка и песни отдалились и куда-то пропали. Стало тихо. Бильбо быстро глянул на племянника и провел рукой по глазам.
— Я все понял, — вздохнул он. — Ладно! Убери его! И прости! Прости, что из-за меня тебе пришлось взвалить на плечи эту ношу. За все прости. Неужели приключения никогда не заканчиваются? Похоже, что так! Кому-то приходится продолжать начатую историю. С этим ничего не поделаешь. Не знаю даже, есть ли смысл заканчивать книгу… Но давай забудем пока об этом. Займемся настоящими новостями. Расскажи-ка мне, что делается у нас в Заселье!
Фродо спрятал Кольцо, и тень исчезла, словно не бывало. Свет и музыка Ривенделла воскресли. Слушая рассказы племянника, Бильбо улыбался и нередко разражался смехом. Любые мелочи, какие приходили на ум Фродо, — а Сэм, разумеется, тут же добавлял к ним от себя кучу всякой всячины! — интересовали старика самым непосредственным образом, будь то распоследнее срубленное деревце или очередная шалость какого-нибудь хоббитенка. Трое хоббитов так углубились в засельское житье-бытье, что не заметили, как к ним приблизился человек в темно-зеленой одежде. Человек остановился над хоббитами, глядя на них сверху вниз и улыбаясь. Прошло несколько минут…
Вдруг Бильбо поднял глаза.
— А, Дунадан! Наконец-то! — воскликнул он.
— Бродяга! — ахнул Фродо. — Много же у тебя имен!
— Этого имени я лично еще не слышал, — удивился Бильбо. — За что вы его так обозвали?
— Так меня именуют в Бри, — смеясь, разъяснил Бродяга. — Под этим-то именем я и был представлен твоим приятелям.
— А ты почему зовешь его «Дунадан»? — спросил в свою очередь Фродо.
— Я его зову не «Дунадан» — я зову его
Бродяга, нахмурившись, глядел на Бильбо с высоты своего роста.
— Знаю, — кивнул он. — Но мне часто приходится откладывать веселье до более подходящего часа. Элладан и Элрохир вернулись из Дикоземья, хотя сегодня их еще не ждали. Они принесли новости, которые я должен был узнать как можно скорее.
— Прекрасно, друг мой, — благодушно отозвался Бильбо. — Прекрасно! Надеюсь, ты услышал свои новости. Так не уделишь ли теперь минуточку и мне? Мне требуется твоя помощь по срочному делу. Элронд потребовал, чтобы я закончил эту песню до конца праздника, а я, как видишь, застрял — и ни с места. Отойдем куда-нибудь в уголок и отшлифуем ее как следует! Ты мне поможешь.
Бродяга улыбнулся.
— Что ж! — согласился он. — Пойдем послушаем!
Фродо оказался ненадолго предоставлен самому себе, так как Сэма одолела дремота. Хоббит сидел один в своем углу и чувствовал себя покинутым, хотя Зал Пылающего Огня был полон народу. К сожалению, те, кто сидел поближе, не были расположены общаться; завороженные музыкой голосов и струн, они ничего кругом не слышали и не видели. Фродо оставалось только слушать со всеми вместе.
Красота напевов и вплетенные в мелодию эльфийские слова — хотя понимал он только некоторые — околдовали его. Казалось, слова сами собой обретают плоть образов; перед глазами открывались видения дальних стран и чудеса, которых раньше Фродо не смог бы даже вообразить. Зал в отблесках пламени превратился в облако золотого тумана над пенным морем, вздыхающим у края мира. Явь уступала место волшебству{171}
. Фродо почувствовал, что над ним плещутся волны бесконечной реки, золотой и серебряной, и он уже не может вместить в себя эту реку; волны слились с воздухом, гулко бьющим в уши, сердце наполнилось до краев и под сияющим бременем музыки быстро пошло ко дну, погружаясь в глубинное королевство снов.Долго бродил он там, и в снах его звучала дивная музыка, превратившаяся постепенно в шум воды — и вдруг ставшая голосом. Голос принадлежал как будто Бильбо, который нараспев декламировал стихи. Сначала слабо, потом все отчетливее и отчетливее до Фродо донеслось: