Карабкаясь вверх, он снова позвал друзей и уже не переставал кричать, все громче и громче, — правда, ответа поначалу не было, но через некоторое время сверху послышался слабый отклик. «Эй! Фродо! Эй!» — звали из тумана тоненькие голоса. И вдруг — отчаянный далекий вопль, что-то вроде «На помощь! На помощь!», еще раз, еще — и под конец долгое: «На-а по-о-о-мощь!» Наступила тишина. Фродо прибавил ходу — но вокруг плотно сомкнулась ночная мгла, и Фродо отнюдь не был уверен, что выбрал верное направление. Знал он только одно — что все время карабкается вверх.
Вскоре, однако, земля под ногами выровнялась. Только благодаря этому он понял, что добрался наконец до вершины кургана, а может, курганного гребня. Он устал, взмок — и все-таки, сам того не замечая, трясся от холода. Тьма стояла — хоть глаз выколи.
— Ау! Где вы?! — жалобно крикнул он.
Ответа не было. Фродо стоял, тщетно вслушиваясь в тишину. Только теперь он наконец осознал, что замерзает. Над вершиной начинал дуть ветер — ледяной, пронизывающий. Погода быстро менялась. Туман поплыл клочьями. Дыхание вырывалось изо рта паром, тьма отступила и перестала быть беспросветной. Фродо поднял голову — и с удивлением увидел в разрывах спешащих по небу туч и лоскутьев тумана бледные звезды. Ветер перешел в шквал и засвистал над травой.
Внезапно совсем рядом кто-то сдавленно крикнул — или только померещилось? Хоббит бросился на крик и на бегу заметил, что туман окончательно рассеялся, и над головой открылось усыпанное звездами небо. Один взгляд — и стало ясно, что он бежит по гребню большого, отдельно стоящего холма, но не к Тракту, а от него. С востока дул резкий ледяной ветер. Справа, под звездами, чернел другой холм, еще огромнее, с большой могильной насыпью.
— Да где же вы, наконец! — закричал Фродо снова, сердясь и в то же время чувствуя, что сердце у него замирает от страха.
—
— Нет! — пролепетал Фродо, но убежать не попытался: колени у него затряслись, ноги подкосились, и он упал. Воцарилась тишина. Трепеща, хоббит поднял глаза — и успел заметить высокую темную тень, заслонившую звезды. Тень нагнулась над ним, и хоббиту показалось, что у нее есть глаза — два холодных глаза, светящихся бледным, словно идущим откуда-то издалека светом. На плече у Фродо сомкнулись пальцы — крепкие и холодные, как железо. Ледяной холод пронизал плечо до кости, и хоббит потерял сознание.
Не успел Фродо очнуться, как его тут же охватил всепоглощающий страх, и он не сразу собрался с мыслями, а когда собрался, сразу понял, что надежды на вызволение нет. Он внутри Кургана, в усыпальнице, его схватили Навьи! Должно быть, они уже прочитали над ним свои страшные заклинания, о которых в Заселье шепотом рассказывали всевозможные ужасы! Фродо не смел пошевелиться и лежал как мертвый, навзничь, на холодном камне, скрестив на груди руки.
Страх, побеждающий все прочие чувства и неодолимый, казался частью окружающей темноты. И все же сквозь него постепенно просочилось воспоминание о Бильбо Бэггинсе и о его байках, о том, как они с Фродо трусúли когда-то на своих пони по засельским тропкам и толковали о странствиях да приключениях. В самом толстом и робком хоббите дремлет (правда, надо признать, зачастую очень глубоко) зернышко отваги, прорастающее только в час последней, смертельной опасности, когда выхода уже нет. Фродо не отличался ни чрезмерной толщиной, ни робостью. Напротив — Бильбо (и Гэндальф) считал его лучшим хоббитом во всем Заселье, хотя сам он об этом не подозревал. И вот теперь, когда Фродо понял со всей очевидностью, что
Пока он лежал, напряженно думая и собираясь с духом, тьма стала понемногу отступать. Вокруг забрезжил бледный зеленоватый свет. Фродо не сразу смог разглядеть комнату, где находился, — свет словно исходил из него самого и камней рядом с ним, не достигая ни стен, ни потолка. Фродо повернулся — и в этом холодном свечении увидел Сэма, Пиппина и Мерри. Они лежали на спине в таких же позах, как и он сам, облаченные в белые одежды, и лица их покрывала смертельная бледность. На полу громоздились цепи, кольца, браслеты — скорей всего, золотые, но в зеленоватом подземном свете золото казалось холодным и безобразным. Головы Сэма, Пиппина и Мерри охватывали обручи, на груди у них покоились золотые цепи, а пальцы были унизаны перстнями. Рядом с хоббитами лежали мечи, у ног — щиты. И длинный обнаженный меч, один на троих, — поперек шей.