Внезапно Фродо заметил, что к застольной беседе хоббитов прислушивается, и весьма внимательно, какой-то человек довольно странного вида, в потрепанной одежде; он сидел все время в тени, у самой стенки. Перед незнакомцем стояла высокая пивная кружка, в зубах торчала трубка — длинная, с причудливой резьбой. Сидел он вытянув ноги и выставив на всеобщее обозрение высокие сапоги из мягкой кожи, удобные и отлично сшитые, но изрядно поношенные и сплошь облепленные комьями грязи. На плечах у него был тяжелый выцветший плащ из темно-зеленого сукна, с капюшоном, надвинутым, несмотря на жару, по самые брови, а из тени капюшона поблескивали внимательные, изучающие глаза. Незнакомец не сводил взгляда с новоприбывших хоббитов.
— Кто это такой? — шепотом спросил Фродо у господина Подсолнуха, когда тот оказался поблизости. — По-моему, вы его нам не представили.
— Вон тот? — тоже шепотом уточнил корчмарь, скашивая глаз, но головы не поворачивая. — Уж извините, точно не доложу. Он из этих бродяг, ну, тех, кого мы зовем Следопытами. Почти всегда молчит, но, когда у него настроение, может рассказать историйку-другую, какие редко от кого услышишь. Исчезнет, бывает, на месяц или даже на год, а потом опять заявится и сидит курит. Этой весной, помнится, так и шастал, потом вдруг опять исчез надолго — и вот пожалте! Явился — не запылился! Настоящего его имени я никогда не слышал, но здесь его кличут Бродяга-Шире-Шаг. Очень уж длинные у него ножищи: раз шагнет — и уже за околицей. Торопится вечно куда-то, а куда — молчок. А нам, признаться, куда ни пойди, все едино, как у нас в Бри говорят — это о Следопытах и о Заселье, ох, вы уж простите, ненароком сорвалось! Чудно́, однако, что вы о нем спросили…
Но тут господина Подсолнуха окликнули, требуя еще пива, и он оставил свои последние слова без разъяснения.
Фродо оглянулся и увидел, что Бродяга-Шире-Шаг смотрит на него в упор: наверное, подслушал их разговор с корчмарем и догадался, что речь шла о нем. Жестом и кивком Бродяга пригласил Фродо сесть рядом. Когда Фродо подошел, таинственный постоялец откинул капюшон, обнажив густую, с проседью копну черных волос и открыв бледное, суровое лицо. Серые глаза его пристально глядели на Фродо.
— Меня называют Бродягой, — произнес незнакомец вполголоса. — Рад повстречаться с вами, достойный — м-м-м — господин Подхолминс, кажется, если старый корчмарь не перепутал.
— Не перепутал, — сказал Фродо сухо. Под острым взглядом незнакомца ему сделалось неуютно.
— Так вот, любезный господин Подхолминс, — продолжал Бродяга, — будь я на вашем месте, я приструнил бы своих юных приятелей и запретил им так расходиться. Пиво, огонь в камине, случайные встречи — все это замечательно, но тут, увы, не Заселье. Сюда захаживают весьма странные личности… Хотя не мне, конечно, говорить, — добавил он, перехватив взгляд Фродо и улыбнувшись углом рта. — На днях, кстати, здесь побывали и вовсе необычные гости. — И он посмотрел хоббиту в глаза.
Фродо выдержал взгляд, но промолчал. Бродяга, однако, продолжать не стал. Его внимание привлек Пиппин. Фродо с тревогой услышал, что это посмешище людей и хоббитов, этот желторотый Тукк, окрыленный успехом байки о толстом Бургомистре из Мичел Делвинга, уже вовсю рассказывает о прощальном вечере Бильбо! Беспечный Пиппин препотешно изобразил торжественную речь старого хоббита и уже готовился огорошить слушателей рассказом о невероятном исчезновении юбиляра.
Фродо не на шутку испугался. Местные хоббиты еще куда ни шло, тут ничего особо страшного нет — подумаешь, еще один потешный случай из жизни чудаков засельчан! Но что, если кто-нибудь уже слышал об исчезновении Бильбо (да вот хоть старый Подсолнух, например)? Что, если слухи о скандале дошли до Бри? Тогда всплывет и фамилия Бэггинс, а о Бэггинсе здесь могли на днях справляться.
Фродо заерзал как на иголках, лихорадочно соображая, что бы такое предпринять. Пиппину явно льстило общее внимание, и он начисто позабыл о грозящей им всем опасности. Фродо похолодел от внезапной мысли: чего доброго, этот мальчишка совсем потеряет голову и помянет Кольцо! Тогда конец всему!
— Скорее! Сделай что-нибудь! — шепнул Бродяга.
Фродо вскочил со стула, одним прыжком взлетел на общий стол и включился в беседу. Слушатели на миг позабыли о Пиппине, и часть из них повернулась к Фродо, хохоча и приветствуя его громкими хлопками, — видимо, они решили, что господин Подхолминс наконец-то «принял свое».