Властелин колец

— Я и сам не понимаю, — отозвался маг. — Кольцо меня очень заинтересовало — после этой ночи особенно. Ты не волнуйся. Но, прими мой совет — не надевай его. По крайней мере, не надевай на людях — лишние слухи и подозрения ни к чему. Повторяю: храни его, и храни в тайне!

— Что-то уж очень таинственно, — сказал Фродо. — Чего ты боишься?

— Я еще не уверен, а потому пока больше ничего не скажу. Быть может, я смогу тебе кое-что объяснить, когда вернусь. Теперь прощай: я тотчас ухожу. — Он поднялся.

— Тотчас?! — воскликнул Фродо. — А я-то думал, ты хоть недельку поживешь. Надеялся на твою помощь…

— Я и собирался — да вот не вышло. Меня, быть может, долго не будет; но я вернусь, как только смогу. Жди! Я приду тайно. Не стоит мне снова открыто появляться в Крае. Меня уже и так недолюбливают. Говорят, от меня одни неприятности. А кое-кто в лицо проклинает меня, что сбил Бильбо с толку и заставил его уйти. Если хочешь знать, между нами с тобой был сговор, чтоб сжить его со свету и наложить лапу на его богатства.

— Кое-кто! — повторил Фродо. — Скажи прямо: Отто с Лобелией. Какая гадость! Да я бы им и Торбу отдал, и что угодно в придачу, если б мог вернуть Бильбо или уйти с ним. Я люблю Край. Но, знаешь, и меня что-то тянет в путь. Увижу ли я его еще?..

— Хотел бы я это знать, — проговорил Гэндальф. — И это, и еще кое-что… Ну, прощай! Береги себя! Жди меня в самое неподходящее время! Прощай!

Фродо проводил его до дверей. Он в последний раз махнул рукой и быстро зашагал по тропе; но Фродо подумалось, что старый маг сутулился куда больше прежнего, точно тяжкий вес придавил его. Сгущался вечер, и его закутанная в серый плащ фигура быстро растворилась в сумерках. Они расстались надолго.

Глава 2 Тень прошлого

Ни за девять, ни за девяносто девять дней разговоры не утихли. Второе исчезновение господина Бильбо Торбинса обсуждалось в Хоббитоне, да и во всем Крае, целый год — а помнилось и того дольше. Историю эту по вечерам рассказывали хоббитятам у камина, и постепенно Сумасшедший Торбинс, исчезающий с треском и блеском и возвращающийся с сумками, набитыми золотом, стал любимым сказочным героем и остался в сказках даже тогда, когда все истинные события забылись.

Но в то время все в округе считали, что Бильбо, который и всегда-то был малость не в себе, теперь и вовсе свихнулся и ушел неведомо куда — а там либо утоп в каком-нибудь озере, болоте или реке, или еще чего похуже; конец, конечно, печальный, но вряд ли несвоевременный. И чаще всего во всём обвиняли Гэндальфа.

— Оставил бы этот дурацкий маг хоть Фродо в покое — из него, глядишь, и вышел бы толк, — говорили они.

И, судя по всему, маг оставил-таки Фродо в покое — однако толку большого не вышло. Странности за ним водились почище, чем за Бильбо. Поминки он справлять отказался, а на следующий год задал пир по поводу стодвенадцатилетия Бильбо — полновесная, говорил он, дата. «Пиром», однако, это можно было назвать только с большой натяжкой — гостей было всего двенадцать и стол довольно скромный.

Кое-кто возмутился; но Фродо завел обычай праздновать День Рождения Бильбо каждый год. Он говорил, что не верит, будто Бильбо умер. Когда же его спрашивали, где он — Фродо пожимал плечами.

Жил он один, как и Бильбо, однако друзей у него было много, особенно среди хоббитов помоложе. Были среди них и Фолко Булкинс, и Фредегар Боббер; но ближайшими его друзьями стали Перегрин Хват (обычно называемый Пин) и Мерри Брендизайк (полное его имя было Мерриадок, но об этом редко вспоминали). С ними Фродо гулял по Краю; но чаще бродил один и, к удивлению здравомыслящих, заходил довольно далеко от дома: его видели гуляющим под звездами в холмах и лесах. Мерри и Пин подозревали, что временами он встречался с эльфами — как Бильбо.

Время шло, и народ стал замечать, что Фродо тоже «неплохо сохраняется»: он по-прежнему выглядел крепким энергичным хоббитом лет тридцати трех. «Если уж везет кому — так во всём» — шептались по углам. Но до поры — до времени, пока Фродо не достиг трезвых пятидесяти лет, это никому странным не казалось.

Сам Фродо, придя в себя после первого потрясения, обнаружил что быть господином Торбинсом из Торбы-на-Круче, да при этом еще и самому себе господином, очень приятно. Несколько лет он был совершенно счастлив и о будущем не заботился. Но — хоть он, быть может, и сам того не сознавал — в нем медленно росло сожаление, что он не ушел с Бильбо. Иногда, особенно осенью, он отправлялся бродить по пустошам, и странные видения гор, которых он никогда не видел, тревожили его сны. Он начал говорить себе: «Вот возьму, да уйду когда-нибудь за Реку», на что другая его половина неизменно отвечала: «Когда-нибудь потом».