Пиппин не мог потом вспомнить, что он ел и пил. Память его целиком заполнилась светом прекрасных лиц и звуками голосов — таких разных, чистых и звонких, что весь вечер ему казалось, будто он грезит наяву. Хлеб, кажется, на столе был — но какой! Будь Пиппин на пороге голодной смерти и предложи ему кто белого ситного мякиша — и тот не показался бы вкуснее. А фрукты! Сладкие, как дикая малина. И на диво сочные — куда сочнее, чем обычные садовые плоды! А питье? Он только пригубил благоухающей влаги, холодной, как вода из родника, золотой, как летний полдень, — и уже не мог оторваться, пока не осушил чашу до дна.
Ну а Сэм и вовсе не смог бы подыскать никаких слов. Он и самому себе не сумел бы объяснить того, что передумал и перечувствовал в ту ночь, которую с тех пор всегда вспоминал как поворотную в своей жизни. Самое вразумительное, что он мог потом сказать, это: «Ну, сударь, если б у меня выросли такие яблоки, я был бы настоящий садовник! Но яблоки что! Вот песни у них — это да! Прямо за душу берут, если вы меня понимаете!»
Фродо сидел у костра вместе со всеми, ел, пил и с удовольствием беседовал, но мысли его заняты были не столько самой беседой, сколько эльфийской речью. Он знал немного по–эльфийски и жадно впитывал доносившийся со всех сторон чужой говор. Иногда он заговаривал с эльфами, прислуживавшими за трапезой, и благодарил их на эльфийском наречии. Они улыбались в ответ и, смеясь, хвалили Фродо:
– Не хоббит, а сокровище!
Наконец Пиппина сморил сон. Его подняли, перенесли под деревья, в беседку из ветвей, и уложили на мягкое ложе, где он и проспал остаток ночи. Сэм расставаться с хозяином отказался. Когда Пиппина устроили на ночлег, Сэм свернулся калачиком у ног Фродо — и вскоре, уронив голову на грудь, задремал. Фродо, однако, его примеру не последовал: он держал совет с Гилдором.
Беседа их касалась как нынешнего, так и минувшего. Фродо немало расспрашивал Гилдора о том, что творится в большом мире за пределами Заселья. Новости оказывались по большей части зловещими или удручающими: всюду сгущалась тьма. Воевали меж собой люди, покидали Средьземелье эльфы. Наконец Фродо задал заветный вопрос:
– Скажи мне, Гилдор, не приходилось ли тебе видеть Бильбо с тех пор, как он ушел?
Гилдор улыбнулся:
– Приходилось. Два раза. Он простился с нами на этом самом месте. Это было давно. Но потом мы встретились еще раз — далеко–далеко отсюда.
Продолжать он не стал, а Фродо решил не выпытывать.
– Ты не спросил меня о том, что беспокоит тебя самого, и ничего не рассказал о себе, Фродо, — сказал Гилдор. — Но кое–что мне известно и так, а в твоих глазах легко прочесть остальное, не говоря уже о вопросах, которые ты мне задал, — они выдают тебя с головой. Ты покидаешь Заселье, не зная, найдешь ли то, ради чего пустился в путь, исполнишь ли задуманное и вернешься ли назад. Прав я?
– Прав, — ответил Фродо. — Но я думал, что мое решение — тайна. Для всех, кроме Гэндальфа и моего верного Сэма. — И он посмотрел на Сэма, мирно посапывающего у его ног.
– От нас Враг не узнает ничего, — успокоил хоббита Гилдор.
– Враг? Значит, тебе известно, почему я ухожу из Заселья?
– Я не знаю, зачем Врагу тебя преследовать, но вижу, что Он за тобой охотится — хотя мне это кажется весьма странным. Берегись, Фродо! Опасность и впереди, и за спиной, и со всех сторон.
– Ты имеешь в виду Всадников? Я и правда боялся, что они слуги Врага. Но кто они такие?
– Разве Гэндальф ничего не говорил тебе?
– О Всадниках — ничего.
– Тогда, думаю, и мне не стоит рассказывать тебе о них — иначе страх может остановить тебя на полпути. Ибо мне кажется, что ты едва не опоздал с уходом, — а может статься, и опоздал. Теперь тебе надо спешить. Не задерживайся в пути и не оглядывайся назад: Заселье больше не защитит тебя.
– Лучше бы ты рассказал мне всю правду. Было бы не так страшно. От намеков и предостережений только хуже! — воскликнул Фродо. — Я, конечно, знал, что встречусь с опасностью, но чтобы у себя дома, в Заселье?! Что же, хоббиту теперь от Реки до Брендивина, получается, не добраться?
– Заселье не твое, — строго сказал Гилдор. — Прежде хоббитов здесь жили другие племена, а когда хоббиты исчезнут — поселится кто–нибудь еще. Мир, который нас окружает, огромен. Ты можешь оградить себя стеной и запереться от этого мира, но самого мира тебе не запереть.
– Знаю, но Заселье всегда казалось мне таким безопасным, таким домашним! Что же мне теперь делать? Я надеялся тайно уйти из дому и податься в Ривенделл, но еще до Бэкланда не добрался, и вот пожалуйста — за мной уже погоня!
– Полагаю, менять ничего не надо. Не думаю, чтобы опасности поколебали твое мужество! Но более внятного совета проси у Гэндальфа. Я не знаю, почему ты бежишь из Заселья, а потому не могу сказать, какие силы направит против тебя Враг. Вот Гэндальф — тот, вероятно, тебе поможет. Наверное, ты его еще увидишь, прежде чем покинешь Заселье?