Властелин мургов

- Остается только убегать, - ответил старик, - ну а если кто-то из этих тварей попадется нам, придется без пощады убивать. - Потом он посмотрел на Тофа. - А долго они в состоянии бежать?

Тоф поднял руку и очертил ею полукружье у себя над головой, потом еще раз, потом еще.

- Много дней подряд, - перевел кузнец.

Лицо Бельгарата сделалось каменным.

- Вперед! И не отставать!

Теперь они ехали гораздо медленнее, а все мужчины держали оружие наготове.

Первому нападению они подверглись, проехав не больше мили. Десяток людей-воронов с серыми лицами, ковыляя, показались из-за деревьев, с голодными стонами они загородили тропу.

Гарион кинулся на них, размахивая мечом. Он буквально прорубал себе дорогу сквозь гущу брызжущих слюной вурдалаков, которые с тупым выражением лиц тянули к нему лапы, пытаясь стащить его с седла. Они распространяли вокруг себя тошнотворное, невыносимое зловоние. Гарион перебил почти половину нападавших и поворотил коня, чтобы покончить с остальными, но вдруг натянул поводья, содрогнувшись от отвращения. Уцелевшие вурдалаки разрывали тела павших собратьев, откусывая сочащиеся кровью куски тела и торопливо заталкивая их в свои разверстые пасти руками, похожими на когтистые лапы. При этом они не переставали постанывать.

Бельгарат и остальные осторожно объехали поляну, где разыгралось это страшное пиршество. Все упорно отводили глаза от дикого зрелища.

- Так у нас ничего не выйдет, отец, - сказала Польгара. - Рано или поздно кто-нибудь из нас утратит бдительность. Нам необходима защита.

Бельгарат с минуту размышлял.

- Наверное, ты права, Польгара, - согласился он и поглядел на Гариона. - Вы с Дарником смотрите внимательно, как это делается! Я хочу, чтобы вы сменили нас, когда мы устанем.

Они тронулись шагом, а Бельгарат с Польгарой объединенными усилиями воли создавали защитный барьер, надежно ограждающий путников от возможных неожиданностей. И они не заставили себя долго ждать. Прямо из-за корявого дерева, словно отделившись от него, выскочил серолицый вурдалак, истекая вонючей слюной и постанывая. Когда он был уже ярдах в десяти от лошади Дарника, он вдруг отлетел назад, словно ударившись с размаху обо что-то твердое. С жуткими стонами чудище вновь кинулось на невидимую преграду, царапая воздух грязными лапами с длинными загнутыми когтями.

- Дарник, - раздался спокойный голос Польгары, - разберись с этим уродцем, пожалуйста.

- Хорошо, Польгара. - Лицо кузнеца выразило крайнюю степень сосредоточенности, и он что-то пробормотал себе под нос. Очертания фигуры человека-ворона словно заколебались, что-то замерцало - и уродец исчез. Он возник вновь уже в двадцати ярдах от путешественников, возле огромного разлапистого дерева. Он сделал попытку вновь напасть, но похоже, был не в состоянии сдвинуться с места. - Он надолго застрял, - сказал Дарник.

- Что ты с ним сделал? - спросил Шелк, глядя на извивающегося кровососа.

- Защемил ему в стволе руку, - ответил Дарник. - Если он захочет вновь напасть, то ему придется либо тащить за собой дерево, либо распрощаться с лапой. Я на самом деле его не сильно поранил, но чтобы высвободиться, ему понадобится целый день, не меньше.

- Ты хорошо держишь щит, Польгара? - спросил Бельгарат не оборачиваясь.

- Да, отец.

- Тогда давай прибавим шагу. Мешкать неразумно, да и опасно.

И они снова двинулись в путь, вначале рысью, а затем легким галопом. Щит, созданный Бельгаратом и Польгарой, двигался чуть впереди них, разбрасывая в стороны оборванных вурдалаков.

- Где они раздобыли одежду? - поинтересовался Шелк.

Тоф сделал движение, похожее на взмах лопаты землекопа.

- Он говорит, что они снимают ее с тел мертвецов, когда выкапывают их из могил, - перевел Дарник.

Шелк содрогнулся.

- Теперь понятно, отчего они так смердят.

Следующие несколько дней Гарион помнил как в тумане: им с Дарником приходилось сменять Бельгарата и Польгару каждые четыре часа, и бремя щита с каждой милей делалось все тяжелее. А туман и не думал рассеиваться, видно было не более, чем на сотню ярдов вперед, и искореженные стволы, кривляющиеся и ощеренные, с пугающей внезапностью выглядывали из мутной пелены. Кругом мелькали серые бесформенные тени, и весь лес выл и стонал.

Но ужаснее всего были ночи: люди-вороны окружали щит плотным кольцом, беспрерывно протягивая к людям жуткие лапы и стеная от мук голода. Измученный за долгий день Гарион вновь вынужден был напрягать всю свою волю - и не только для того, чтобы поддерживать щит, когда наступала его очередь, но и стараясь побороть дрему. Сонливость была едва ли не более страшным его врагом в эти ночи, чем голодные упыри. Он заставлял себя ходить, щипал себя, даже засунул крупный острый камушек в левый башмак в надежде, что боль и неудобство не дадут ему задремать. Но вот наступил момент, когда ничто уже не помогало, - голова его отяжелела, склонилась на грудь, и сон одолел его.