Они поспешили к ближайшей стоянке кебов на Гайд-Парк-Корнер. Целый день экипажи то подъезжали, то уезжали снова, и только мальчишка-мойщик постоянно находился здесь, ухаживая за лошадьми и помогая пассажирам забраться в салон.
– Когда ты сегодня начал работать? – спросил его Беккер.
– В пять утра.
– А хромающая женщина не брала кеб приблизительно в это же время?
– А еще она с трудом шевелила рукой. Она дала мне вот это за то, что я ей помог.
Сам не веря своей удаче, мальчишка показал двадцатифунтовую банкноту. Это было больше, чем он мог заработать за год.
– Ты помнишь, куда она велела себя отвезти? – спросил Райан.
– Да, на…
– …Греческую улицу возле Сохо-сквер, – ответил за него Де Квинси.
– Верно. Но как вы узнали? – удивился мальчишка.
– Больше она никуда и не могла поехать.
Пожилой человек быстро забрался в четырехместный кеб. Эмили, Райан и Беккер поднялись в салон вслед за ним.
Пока возница мчал их по шумным, забитым экипажами улицам, Де Квинси показал своим спутникам письмо, которое оставила для него Кэролайн.
Эмили плакала, читая его. Когда к ней вернулась способность говорить, она повторила ту фразу, что сказал ее отец, слушая откровения Стеллы прошлой ночью:
– «Ужасы, что сводят с ума, горесть, что точит сердце».
Кеб выбрался на Греческую улицу и направился в сторону Сохо-сквер.
– Какой номер дома? – крикнул сверху возница.
– Пустое место между домами, – ответил Любитель Опиума.
У деревянного ограждения собрались люди, тревожно указывая на что-то, находящееся ниже мостовой.
– Мы опоздали, – простонал Де Квинси.
Он спрыгнул еще до того, как кеб остановился. Эмили, Райан и Беккер с трудом протиснулись сквозь толпу.
Де Квинси был так мал ростом, что ему пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть за ограждения и осмотреть каменный пол бывшей кухни нижнего этажа.
Кэролайн лежала лицом вниз на одной из каменных плит.
Райан и Беккер отодвинули одну секцию ограждения, за которой располагались ступеньки, ведущие на нижний этаж. Они помчались вниз, но Любитель Опиума, несмотря на свой рост, первым оказался рядом с Кэролайн.
Она лежала неподвижно. Он бережно перевернул ее на спину и всхлипнул. Она пугающе постарела. Еще недавно гладкая кожа приобрела оловянный оттенок и покрылась морщинами. Волосы словно присыпало пылью.
– Эмили, помоги ей, если сможешь, – попросил Де Квинси.
– У нее в руке кусок печенья, – заметила Эмили. – И крошки в уголках рта.
Она попыталась нащупать пульс. Приподняла веки Кэролайн и осмотрела ее глаза. Затем проверила ее дыхание и наконец коснулась лодыжек.
– Холодные. Совсем холодные. Яд был слишком сильным. Она умерла, отец.
Де Квинси опустился на колени, сжимая в руке письмо Кэролайн. Он никогда не сможет забыть ни одного слова из этого письма.