Властелин огня

— Не только. Но и насчет 1909 года возникает множество вопросов. Почему такая мощная забастовка, да еще закончившаяся победой рабочих, не упоминается в учебниках истории советского времени? Почему в книгах по истории революционной борьбы пролетариата в нашем городе о ней нет ни словечка? Хотя, казалось бы, только бери и расписывай, как организованный и сплоченный пролетариат капиталистов одолел… Выходит, с этой забастовкой и с вооруженным со противлением полиции и армии было связано что-то такое, о чем, как посчитали, лучше не упоминать. Но что имен но? Имеет ли это отношение к Ковачу или к другим делам? Эти вопросы я задаю как историк и обществовед. Кстати, улыбнулся он, — вот тебе и тема для домашнего задания. Справишься, найдешь ответ — пятерку за год поставлю!

— Ну? Честно?

— Абсолютно честно, — заверил он.

— Тогда уж я постараюсь.

— Давай. Но задача не такая простая. Сам видишь, даже я не сумел ее решить…

Я подумал, что тем более постараюсь найти ответ. А потом спросил:

— А какие еще странности? Когда еще Ковач появлялся?

— Я две недели перебирал заново все материалы по истории нашего края только с одним прицелом: отмечал любые упоминания о любом человеке по фамилии Ковач. Эти упоминания, как выяснилось, были в документах и публикациях, которые мне известны, но все они настолько мимолетны, что я не придавал им значения. Например, запись от 1872 года, что в заводской лавке не имеют долгов всего пять сталеваров: Артемьев, Губин, Зареченский, Ковач, Самойлов.

— В 1872 году у нас впервые получилась бессемеровская сталь! — воскликнул я.

— Вот именно. И связано ли это с появлением некоего Ковача, который, кстати, и по имени не назван? И вот еще что интересно. Остальные четверо — Артемьев, Губин, Зареченский и Самойлов — были старшими мастерами. Они получали достаточно, чтобы не затягивать пояса от получки до получки и не делать долгов в заводской лавке. Рабочей элитой были. А Ковача в списках старших мастеров и других высокооплачиваемых работников нет. Получается, он — единственный из простых сталеваров, которому настолько мало было нужно, что он мог не одалживаться у владельцев завода в счет будущего жалованья…

— Понимаю! — ухватил я. — Сталевар Ковач, которому ничего не нужно и который обходится без еды и питья, появляется как раз в тот момент, когда бессемеровскую сталь наконец удается сварить! Ничего не скажешь, вот это совпадение!

— Да, совпадение занятное. — Никодимыч согласился со мной, но не без осторожности. — А еще занятней, что как только бессемеровская сталь пошла, жалованье сталеваров резко подскочило.

— Тоже здорово! А если б сталь не пошла?

— Все на волоске висело. В налаживание бессемеровского способа было вложено столько денег, что, возможно, еще месяц другой — и заводчики по долгам расплатиться не смогли бы, пришлось бы завод закрывать…

— Все один к одному! — сказал я восхищенно. — Очень похоже на то, что сейчас.

— Да, похоже… — Яков Никодимович ненадолго задумался о чем-то своем. — А вот и еще один след в истории. Из заводских специалистов, которых пугачевцы хотели казнить за то, что «грамоте шибко много знали, а значит, барских кровей» были, спасся австрийский металлург фон Краущ, которого отбил У бунтовщиков и благополучно увез подальше его слуга, по имени Ковач, из гонведов родом… И еще. У Аносова был кучер выделенный ему, чтобы он мог объезжать все производства. А фамилия кучера была Ковач… я раньше ни на фамилию слуги, ни на фамилию кучера внимания не обращал, а теперь призадумался. Хотя, конечно, это может ничего не значить. Но есть и другие интересные вещи. Правда, они больше относятся к области мифов и легенд. Например, у американских сталеваров есть легенда о стальном человеке, который приходит, когда сталеварам становится плохо. И по легенде, этот чудесный сталевар — американец венгерского происхождения, во многих вариантах легенды его так и называют: Мадьярчик. Нечто подобное встречается и у сталеваров других стран.

— Так он, получается, вездесущ? — спросил я.

— Легенды на то и называются легендами, что в них от реальных фактов очень мало, — ответил Яков Никодимович. — А то, что есть, причудлив о перемешано и переиначено. Легенда это сказка, выдумка, люди выдумывают для себя то, чего им в жизни не хватает. Но интересно, сколько совпадений и перекличек возникает между «профессиональным фольклором» сталеваров самых разных стран, с разных концов света. И почему этот «дух стали», «стальной человек» или как ты его там ни называй, во всех преданиях, не связанных друг с другом, оказывается с венгерскими корнями? Вот над чем стоит подумать.

Для меня-то ответ был ясен, но я не стал его предлагать Никодимычу.

— А в этих легендах черный ворон ни разу не упоминается? — полюбопытствовал я.

Яков Никодимович остановился.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что у Ковача есть черный ворон. Вернее, не совсем у него и не совсем ручной, но Ковач его прикармливает, и ворон его слушается. Только не знаю, разговаривает этот ворон или нет.

Яков Никодимович рассмеялся.