- Ты бы так не пугал… - с укоризной сказал священник.
Ковач взглянул на него с недоумением, странными своими глазами, и ответил:
- Я никого не хотел пугать. - И повернулся ко мне. - Давай!
Я уже раздевался. Оказаться трусом перед Ковачем мне, как вы понимаете, совсем не хотелось.
Мороз сразу взял меня будто в тиски и заполз под кожу. Я поспешил к лесенке, спустился к самой воде, держась за перила, потрогал воду пальцами ноги ... Ух, жутко! Решившись, я крепко ухватился за самый край низких перил и прыгнул!
Вода сперва обожгла меня, а потом сделалось даже хорошо. Но задерживаться я не стал и, подтянувшись, выпрыгнул наружу.
- Хватай одежду и беги в домик греться! - сказал батюшка, подавая мне крест, который я торопливо чмокнул. - И ты тоже беги! - обратился он к Ковачу. - Не стой на морозе после купания, застудишься!
- Спасибо, - сказал Ковач. - Я не застужусь.
А я уже был в дощатом сборном домике. Здесь было до вольно тепло - или так казалось после купания. Во всяком случае, сюда была проведена отводка от основного кабеля, идущего к фонарикам, и к ней подключены два электрообогревателя. Помощники священника (дьяконы, кажется) выдавали всем купающимся либо по стаканчику подогрето го кагора, либо по полстаканчика водки, да еще предлагали шоколад, разломанный на мелкие кусочки. Я выпил теплого кагора и взял один такой кусочек шоколада, а потом стал быстро одеваться, стараясь держаться поближе к электрообогревателю.
Когда я вышел из домика, Ковач уже оделся. Какой-то мужик что-то шептал священнику на ухо, а священник поглядывал на Ковача с любопытством и уважением.
Видимо, священнику объясняли, кто это такой.
- Здорово, да? - сказал я Ковачу.
- Здорово, - согласился он. - Пойдем?
- Пойдем, - кивнул я.
После ледяного купания и горячего кагора с шоколадом меня совсем разморило, и было такое ощущение, что я могу заснуть на ходу.
Народ вокруг продолжал веселиться, а мы пошли назад.
- Я завтра опять к тебе зайду, ладно? - спросил я.
- Заходи, - согласился он. - Правда, я могу быть на заводе ... Но ты же увидишь.
- Знаешь, - сказал я, - очень хорошо, что ты приехал в наш город.
Он, как это часто с ним случалось, ничего не ответил.
Глава четвертая УНИЧТОЖЕННЫЙ «ФОРД»
И пошел день за днем. Ковача я видел мало, потому что он все время пропадал в мартеновском цехе, возвращаясь в свой «инженерный дом» лишь к ночи. Правда, загадок он мне задал достаточно, и я днями напролет размышлял над ними, строя самые фантастические догадки, кто же он такой и что успел повидать в своей жизни. В один из вечеров, оказавшись дома, Ковач рассказал мне (точнее, я вы тянул это из него, после каждого его односложного ответа задавая новые и новые вопросы), что он был не только в Америке, но и во многих других странах. Однако рассказывать про эти страны он не очень умел.
Мы с Машкой почти каждый день встречались, гуляя с собаками, но я так и не набрался духу заговорить с ней о том, что меня тревожило. Может, я откладывал бы и откладывал этот разговор, но получилось так, что она сама заговорила на эту тему.
- Ты знаешь, - сказала она, - я вчера поймала удобный момент, чтобы расспросить отца о Коваче. Сказала, мол, он уже знаменитостью стал и все им интересуются.
- И что отец? - спросил я.
- Можно сказать, отмахнулся. Буркнул, что пока сам еще не разобрался, что он собой представляет, но видно, мол, мужик он порядочный. Хотя ... Ну, я привязалась к этому «хотя». Он и рассказал мне, предупредив, что я могу не понять. Но я все поняла. Не знаю, почему взрослые считают, что какие-то вещи нам недоступны.
- Так что ты узнала?
- Понимаешь, отец считает, что тот Александр Ковач который работал у нас в военные годы, это отец или дед нашего Александра Ковача. Потому что странно получается, что спустя много лет на том же самом производстве появляется сталевар с теми же именем и фамилией. И еще выясняется, что отец теперешнего Ковача знал Мезецкого да и некоторых других старых работников. Он говорит, по рассказам родителей. И скорее всего, Ковач приехал сюда, когда в Казахстане ему стало совсем плохо, потому что наш город ему почти родной. А уехали его родители, решил мой отец, после какой-то истории, потому что с тем, прошлым Александром Ковачем была какая то странная история, его то ли арестовали, то ли расстреляли. В архивах отдела кадров сохранилась только отсылка к личному делу, а само личное дело в сорок шестом году «органы» изъяли. Ты понимаешь, что это значит?
- Понимаю, - сказал я, припоминая разговор с Яковом Никодимовичем.
- Ну так вот. Отец обратился в архивы «органов» и попросил дать ему личное дело того Ковача для ознакомления. А ему ответили, что оно недоступно.
- И? ..
- Вот тебе и «и»! Что может быть такого в этом деле, чтобы оно и сейчас оставалось секретным?
- А может, оно не секретное? Может, им просто лень его было искать? - предположил я.
- Не знаю. Но странно все это ...
- Да, странно.