Властелин Пыли

Но Тигруша не собиралась убегать. Она прыгала вокруг Фофанькина и дразнилась:

– Фофанькин-тараканькин! Фофанькин-обезьянькин! Поймай меня!

Услышав, что она умеет разговаривать, Фофанькин ошарашенно опустился на четвереньки и задумчиво почесал ногой затылок.

Афоня мелко-мелко задрожал и прикинулся кактусом. Отличить Афоню от кактуса могла только его родная мама, но никак не Фофанькин, который не приходился Афоне даже дальним родственником.

– Триста тридцать три тысячи восемьсот двадцать восемь! – ни с того ни с сего воскликнул Фофанькин. Это означало у него крайнюю степень изумления. Фофанькин осторожно дотронулся до уха Афони, чтобы окончательно выяснить, что это. Уши у Афони были колючие, и Фофанькин уколол палец.

– Ы-ы! – Фофанькин пришёл в бешенство и зарычал. Тут Тигруше стало не до шуток. Разъярённый питекантроп с огромными мышцами и вдобавок ловкий, как обезьяна, кого угодно мог привести в ужас. Афоня прыгал, как резиновый мячик, ускользая от Фофанькина. А Тигруша, бегавшая не так быстро, как Афоня, забралась на высоченный старый тополь, надеясь, что тут-то Фофанькину её не достать. Но питекантроп лазал по деревьям ничуть не хуже Тигруши. Цепляясь за ветки руками и ногами, он полез следом.

– Осторожно, Тигруша! – крикнул Афоня. – Спускайся!

Но Тигруша не могла спуститься, за ней карабкался питекантроп, бубня себе под нос: «Животные должны сидеть в клетках. Соблюдайте правила пользования зоопарком».

Чем выше, тем тоньше становились ветки. Тигруша боялась смотреть вниз, чтобы не сорваться. Верхушка тополя раскачивалась от ветра, а под ней раскинулся казавшийся совсем крошечным зоопарк. Тигруша слышала пыхтение Фофанькина. Она забиралась всё выше и выше, пока ветки не стали совсем тонкими и не грозили обломиться.

Фофанькин выбросил мохнатую лапу и схватил царапающуюся Тигрушу за шкирку. «Животные должны сидеть в кле…» – начал было он, но тут ветка хрустнула и обломилась.

– А-а-а-ах! – Тигруша и питекантроп полетели вниз.

У Наташи и Афони, наблюдавших за ними с земли, перехватило дыхание. Афоня закрыл глаза, чтобы не видеть, как они разобьются.

Падая, Фофанькин потерял ботинок и, ловко ухватившись пальцами ноги за ветку, повис головой вниз, не выпуская Тигрушу.

– Двести семь тысяч сто семь! – радостно пробормотал Фофанькин и улыбнулся. Улыбка у Фофанькина была довольно милой. Она даже напоминала бы человеческую, если бы не огромные зубы.

Раскачиваясь на ветке головой вниз, Фофанькин подбросил Тигрушу и, когда той уже казалось, что она вот-вот шмякнется, ловко поймал её. Вероятно, он думал, что шутит. Потом питекантроп опять подбросил Тигрушу и опять поймал. Игра так понравилась ему, что он на время забыл о своих обязанностях помощника сторожа. Он висел на ветке и подбрасывал Тигрушу, подхватывая её в самый последний миг.

Игра продолжалась бы, пока питекантроп не уронил Тигрушу, но у Наташи, наблюдавшей за ними, появилась простая, но замечательная мысль. Она вырвала пучок травы, подбежала к загону с зубрами и крикнула:

– Фофанькин, эй, Фофанькин! Смотри, я кормлю животных! Кушайте, зубрики, кушайте!

Шутник перестал подбрасывать Тигрушу и, увидев Наташу возле зубров с пучком травы, залопотал:

– Кормить животных нельзя! Кормить можно только меня!

– Тогда слезай! Или я буду кормить зубриков! – пригрозила Наташа.

– Нельзя кормить зубриков! – Забыв про Тигрушу, Фофанькин быстро спустился с тополя. Оказавшись на земле, он расставил руки и грозно надвинулся на Наташу:

– Ты не соблюдаешь правила пользования зоопарком! Тебя нужно посадить в клетку! Кормить животных запрещено! Кормить разрешено только меня!

Девочка пятилась от Фофанькина, пока не упёрлась спиной в забор. Путь к отступлению был отрезан.

Неизвестно, чем бы закончилась эта история, но, к счастью, тут подоспела бабушка. Она давно уже искала Наташу, Афоню и Тигрушу по всему зоопарку. За бабушкой бежал Стёпка, переодетый во всё сухое.

– Ты чего на них набросился? – Бабушка строго погрозила Фофанькину пальцем.

Питекантроп потупился и застенчиво заковырял громадным пальцем в громадном носу. Бабушку он знал с детства и очень её уважал. Если он и научился говорить и считать до миллиона, то только благодаря ей.

– Чего ты малышей обижаешь? – продолжала бабушка, надвигаясь на Фофанькина.

– Она зубриков кормит, – убеждённо пожаловался на Наташу Фофанькин. – А эти, которые говорящие, в клетках не хотят сидеть.

И Фофанькин застенчиво показал пальцем ноги на Афоню.

– Ладно, Фофанькин, иди, – махнула рукой бабушка. – Если ты будешь хорошо себя вести до конца месяца, то я, быть может, подарю тебе деревянные счёты.

– Правда? – просиял Фофанькин, подпрыгивая и хлопая в ладоши. – Настоящие? И на них можно досчитать до миллиона?

– Можно и до двух, – сказала бабушка, – если очень постараться.

– Ура! Ура! У меня будут счеты, и я досчитаю до двух миллионов! – обрадовался Фофанькин. Он схватил бабушку и стал её восторженно подбрасывать, как недавно Тигрушу.

– Пе-е-рестань! Поставь меня на место! – возмущалась бабушка, подлетая высоко-высоко. Зубры смотрели, как бабушка проносится над оградой, и мычали.