Властелин рек

— Петьку Головина, казначея, созовите, — велел он слугам, когда дьяк, кланяясь, исчез за дверью…

По размытым весенним дорогам, превратившимся в жуткое месиво грязи и тающего снега, спешили возки. Закованные в броню конные ратники пристально охраняют их, окружив со всех сторон.

Изгвазданные грязью лошади врываются на монастырское подворье. Братия Кирилло-Белозерской обители с удивлением принимает государевых людей, а из возков ратники, одернув рогожу, достают серебряную посуду, туго набитые кошели, чарки, кресты, иконы в богатых окладах, шитые серебром и золотом ткани. И посланец государев объявлял тем временем старику-келарю:

— Государь наш прислал дары эти в память об убиенных Михаиле Темрюковиче и Иване Михайловиче Висковатом[14]. Всего сто рублей и рухляди на сто шестьдесят пять рублей. Молите Господа о них от государя…

Келарь, крестясь, зовет служек, дабы помогли утащить рухлядь в монастырскую казну, а сам, бормочет, памятуя казненных в страшные годы опричнины…

В дальний Борисоглебский монастырь по иноку Пимену, в миру воеводе Петру Михайловичу Щенятеву, принявшему мученическую смерть на раскаленной сковороде, был доставлен вклад на целых тысяча триста рублей, не считая рухляди из драгоценной посуды и тканей.

«Царь и государь и великий князь Иоанн Васильевич вся Руси велел написать в синодике князей, бояр и прочих людей опальных по своей государевой грамоте. Сих опальных людей поминать по грамоте государевой…» — такими словами дьяки, составлявшие по приказу государя «Синодик опальных», начинали грамоты, кои надобно было рассылать с дарами по всем монастырям. И разворачивали они перед собой запылившиеся от времени свитки, в коих записаны были имена убитых в годы опричнины дьяков, слуг боярских…

«Казарин Дубровский да два сына его, десять человек его тех, которые приходили на помощь. Ишук Иван Бухарин, Богдан Шепяков, Иван Огалин, Иван Юмин, Григорий Темирев, Игнатий Заболоцкий, Фёдор Еропкин, Истома Кузьмин, князь Василий Волк Ростовский, Василий Никитич Борисов, Василий Хлуденёв, Никифор и Степан Товарищевы, Дмитрий Михайлович Товарищев, Иван Потапов, Григорий Фомин, Пётр Шестаков, князь Михаил Засекин, Михаил Лопатин, Тихон Тырнов, старец Афанасий Ивашов.

Митрополичьи: старец Левонтий Русинов, Никита Опухтин, Фёдор Рясин, Семён Мануйлов.

Владыки Коломенского: боярин Александр Кожин, кравчий Тимофей Собакин, конюший Фёдор да дьяк владычный…»

Сам Иоанн сидел с дьяками, диктовал им имена убиенных, и из памяти его восходили их тени…

— Князь Михаило Репнин, князь Юрий Кашин, князь Иван Кашин, князь Андрей Ногтев-Оболенский, князь Александр Горбатый-Шуйский с сыном князем Петром, Пётр Головин, — бормотал Иоанн, не мигая, глядя перед собой, словно видел их всех, а дьяки заносили в стремительно растущие скорбные списки все новые и новые имена. — Два сына Дмитрия Куракина, князь Пётр Горенский, князь Никита и князь Андрей Чёрные-Оболенские, Леонтий Тимофеев…

Снова и снова списки эти рассылались вместе с дарами по монастырям, и со временем они пополнялись и рассылались снова.

«В Матвеищеве: казнено восемьдесят четыре человека да у трёх человек по руке отсечено. Григорий Кафтырев, Алексей Левашов, Севрин Басков, Фёдор Казаринов, инок Никита Казаринов, муромец Андрей Баскаков, Смирной да Терентий да Василий Тетерины…»

Особенно подробно составлены были списки с казненными по делу Челяднина, создавшего масштабный заговор против Иоанна, а также по Новгородскому делу Иоанн, сидя в полутемных покоях, сам перечитывал эти списки, и кроме бесчисленных воров-дьяков и подьячих мелькали имена князей и бояр…

«Удельная княгиня инока Евдокия, мать князя Владимира Андреевича; инокиня Мария, инокиня Александра да двенадцать человек со старицами, которые с нею были…»