Властелин рек

Русский лагерь был разношерстным. Казаки, иностранные наемники, служилые татары, стрельцы, дворяне — все они держались обособленно друг от друга, хотя в походе представляли единую силу. Архип и ополченцы сидели вместе с казаками у костров, варили в котлах каши и похлебки, делились друг с другом припасами. Архип стал угощать мужиков припасенными им сухарями. Казаки угостили его квасом. Прежде чем выпить, понюхал — не хмельное ли?

— Пей смело. Нам бражничать в походе запрещено, — угадал его мысли Мещеряк. Усмехнувшись, Архип отпил кислую влагу и передал сидящему рядом казаку. Другой, казак, что был напротив, увлеченно рассказывал:

— Бегу, стало быть, по полю! Гляжу! А они, татарва, за мной скачут!

— И чего? И чего? — нетерпеливо подгоняли его мужики. Ополченцы, хихикая, глядели на него с обожанием.

— О чем он? — спросил Архип у Мещеряка тихо — вещать казак начал, видимо, задолго до того, как Архип присел к костру.

— А, — небрежно махнул рукой ухмыляющийся Мещеряк, — Гришка Ясырь по десятому кругу сказывает, как бежал из татарского плена!

Архип почувствовал, как его вмиг окунуло в пучину воспоминаний — он в Новгороде, живет у кузнеца Кузьмы, и они принимают дома беженцев из татарского плена. И Белянка, еще девочка, тонкая, как осина, стоит на пороге их избы и лишь свои глубокие огромные глаза вскидывает робко на хозяев, задерживая любопытный взор на Архипе… Душу словно огнем опалило, и Архип мотнул головой, вдохнул поглубже, отвернулся. Мещеряк, кратко взглянув на него, заметил печать тоски на лице Архипа, но расспрашивать его ни о чем не стал.

— Кончай свою сказку уже! — ворчливо прохрипел на рассказчика пожилой казак Иван Карчига — голос его был таким, словно казак однажды перепил холодный воды и охрип на всю жизнь.

— Не мешай! — махнул на него рукой Ясырь, словно отогнал надоедливую муху. — Так вот, гляжу я, не то озерцо, не то болото, я и разобрать не успел! Ну, я уж лучше утону, думаю, чем обратно в плен к татарам пойду!

— Ой, — сокрушенно покачал головой Карчига, видимо, уже в сотню раз выслушивающий эту историю.

— Сорвал я камыш, оборвал с двух сторон. — Ясырь изображал темными мозолистыми пальцами, как он все это совершал. — Сунул в зубы и — плюх — в воду!

— С головой? — спросил кто-то из молодых казаков.

— А как же! С головой, трубку наверх! Дышу, стало быть, гляжу сквозь воду — татары подъехали, стоят, ждут! Ох, и долго они, нехристи, там топтались! А я дышу, думаю, проваливайте уже, мать вашу, так и эдак…

— Вот брехло! — не выдержав, хрипло выпалил Карчига. — В прошлый раз говорил, мол, они мимо прошли!

— Они и прошли! Ты до конца слухай, потом рот разевай! — возмутился Ясырь. Кто-то из мужиков свалился на землю от хохота. Смеялся и Мещеряк, поглядывая на Архипа. Тот сидел, улыбаясь, сумел отогнать мрачные мысли.

— Да я за все эти годы наслушался! От баек твоих мне нехристи татарские каждую ночь снятся! — натужно хрипел Карчига, надувая на шее синие вены.

— А ты посиди с мое в воде! С головой! Посиди! — стал кричать Ясырь, брызжа слюной.

— С чего? Я вместе с новгородскими ушкуйниками этих татар всю жизнь бил, и лучше бы помер, чем жопу свою под клеймо подставил!

Ясырь дернулся с места и сходу ударил Карчигу кулаком в лицо. Пока Иван поднимался, утирая кровь с лица, Ясыря уже держали мужики, а он дергался, силясь достать обидчика.

— Силы побереги, Гришка, — услышали все и обернулись. Мимо с прочими есаулами проходил сам Ермак, с усмешкой глядя на мужиков.

— Да он, да я, — остывая, начал оправдываться Ясырь. Атаман уже уходил, и столь короткое появление его разом охладило пыл казаков. Вскоре все уже сидели мирно и хлебали из одного котла горячее вязкое варево из ячменя. Архип потом еще долго вспоминал это мгновение, удивляясь тому, какую власть имеет пал этими бесстрашными воинами этот невзрачный с виду человек!

— Он нам всем вместо отца, — не раз говаривал Мещеряк и ранее, и тогда. Иные, кто знал Ермака давно, помнили, каким страшным казаком он был в лихой юности — и русских купцов, и ногайских крестьян резал нещадно, и, говорят, мол, детей тоже не чурался убивать. С годами присмирел, однако остался суровым атаманом, у коего до конца жизни руки по локоть были в крови…

Тушили костры — лагерь готовился ко сну. Дозорные выступали на свои посты, воеводы объехали лагерь, проверили заставы. Мещеряк, как и прочие казаки, снял пояс, увешанный разными футлярами и мешками, отцепил от пояса саблю и лёг прямо на землю, положив рядом свою пищаль, с коей не расставался. Испросив дозволения, Архип впервые взял в руки пищаль, ощутив непривычную тяжесть незнакомого оружия. Внимательно взглянул на истертые деревянные цевье и приклад, осмотрел ствол.

— Она заряжена, не балуй, — усмехнулся Мещеряк, закидывая руки за голову и вытягиваясь. — Землица прогрелась, хорошо как…

— А покажи, как ее заряжать? — попросил Архип, протянув оружие хозяину.

— Ну-у-у, отец, — закряхтел Матвей, — то дело такое, долгое!

— Научи! — настаивал Архип, по-прежнему протягивая пищаль. Матвей искоса взглянул на него, снова покряхтел и принял оружие.