Властелин Руси

Их и вправду встретили радушно — чуть ли на шею не кинулись. Кроме уже знакомых волхвов — носатого с кругломордым и отрока Велимора — в просторной избе находился еще и высокий жилистый старик с густой бородой и какими-то бесцветными, глубоко посаженными глазами. На шее старика болталось ожерелье из высушенных змеиных голов.

— Это наш старший, Колимог-волхв, — нагнувшись, шепнул Велимор, и, по-девчачьи поправив волосы, предложил: — Да вы раздевайтесь, — он предупредительно вытянул вперед руки, — и не стойте в дверях, проходите в горницу.

Гостьи переглянулись, хихикнули — в горницу так в горницу.

В горнице — довольно просторной для обычного глинобитного дома — дымился сложенный в углу очаг. В подвешенном над очагом котле шипело-булькало варево, и синий дым, клубясь, поднимался к волоковой дыре в крыше. Потрескивая и чадя, горели два светильника по углам, прыгали по стенам угловатые тени. Полумрак, широкие лавки вдоль стен, застланные мягкими шкурами… не слишком ли мягкими? Что-то на миг насторожило вдруг Любиму — то ли эти широкие лавки, то ли странный запах варева в котле, то ли медоточивые улыбки волхвов. Уйти отсюда, что ли? Да нет, Речке вроде бы нравится — вон как ухлестывает за ней Велимор-отрок. То прижмется как бы невзначай, то заглянет в глаза, то по руке погладит. А Речка аж вся млеет. Эх, дева, дева… Немного погодя появились и другие гости, тоже все молодые девчонки. Заходили запросто, бросали на лавку шубы, кивали волхвам, как старым знакомым, переглядывались, шептались о чем-то, смеялись — обычные посиделки. И что с того, что кругом волхвы?

В горнице быстро стало жарко, запахло сладкими благовониями — Любима даже хотела попросить кого-нибудь из хозяев распахнуть дверь… Однако увидала, как молодой волхв, наоборот, вставил в пазы засов.

— Испейте, гостюшки дорогие! — Велимор с поклоном и улыбкой на устах поставил прямо на глинобитный пол большие деревянные кружки.

Гостьи выпили почти разом, правда, Любима лишь пригубила — кто знает почему? Наверное, вспомнила слащавые улыбки волхвов?

На середину горницы вышел молодой волхв Велимор, пригладив волосы, в руке бубен:

Аще песенны сказания
О Перуне-громовержце,
О Мокоши — сырой земле!

— О Мокоши — сырой-земле! — вслед за остальными волхвами хором повторили все.

— Плывет по небу лыбедь-птица, — продолжал отрок.

По небу лазоревому, тучами убранному,
А с тучи той бьет сине молния!

— Бьет сине молния! — повторили волхвы.

Старец со змеиным ожерельем пристально оглядел девок и незаметно для них подмигнул Велимору. Тот, кивнув, поднял вверх бубен. Заколотил, заколошматил все чаще и чаще:

— Бом-бом! Бом-бом!

— Гром гремит! Гром гремит! — зачастили волхвы. — Бом-бом!

— Аще счастливицы девы! В пляс! В пляс!

— Бом-бом!

— Гром гремит! В пляс, в пляс!

Словно притянутые невидимой нитью, девушки повскакали с лавок и закружили по горнице, едва не сбив с ног успевшего отскочить к очагу отрока.

— Гром гремит! Гром гремит!

Положив руки друг другу на плечи, все чаще покачивались девы в такт ударам бубнов. Глаза их — васильковые, зеленые, карие — закатывались, на губах у многих выступила белая пена.

— Гром гремит! Гром гремит! Летит лыбедь-птица!

— Пора! — Старый волхв Колимог ткнул под ребро юного жреца Велимора. Тот кивнул и, подхватив бубен, ворвался в середину девичьего круга.

— Гром гремит! Гром! Гром! — изгибаясь, заорал Велимор, забил в бубен, со лба его, умащенного благовониями, полетели капли тяжелого пота.

— Летит лыбедь-птица! Летит! — забыв обо всем, тянули к ему руки девы.

А молодой волхв вертелся все быстрее и быстрее, увлекая за собой хоровод дев. Старый Колимог бросил в очаг пахучие травы — повалил густой зелено-синий дым, в углах погасли светильники. Сразу же сделалось темно, как в пещере, лишь, отражаясь в девичьих глазах, мерцало в очаге зеленое пламя. Кружившиеся в экстазе девушки, казалось, уже не помнили ничего — лишь бы быть здесь, лишь бы вдыхать благовония, лишь бы касаться юного тела жреца.

— Гром! Гром! — надрывался тот, извиваясь.

— Летит! Летит птица! — протягивая руки, кричали девы. Кто-то уже скинул с себя тунику, обнажив стройное, мокрое от пота тело. Примеру одной последовали и другие, правда, не все — оставалась в одежде рыжая Речка, еще несколько девушек в углу и Любима, ощутившая вдруг, как кто-то резким движением разорвал у нее на спине тунику вместе с рубашкой. Обнажились смуглые плечи, чьи-то старческие руки, больно стиснув грудь, зашарили под одеждой.

— Гром! Гром! — катаясь по полу, визжал Велимор. Обнаженные девы бросились к нему… А Любима, нагнувшись, схватила с полу тяжелую кружку и что есть силы огрела ею охальника. Обернулась…

Держась за голову, старец со змеиным ожерельем тяжело повалился на лавку.

— Бежим, Речка! — Придерживая спадающую с плеч тунику, Любима схватила подругу за руку и бросилась к двери. С ходу вышибла засов, оттолкнув плечом носатого волхва — тот, словно пушинка, полетел в угол.