— Ничего. Мы ведь с тобой родичи, парень! Расскажи-ка лучше про эту… кли-нику. Там есть стража? Туда, наверное, трудно попасть?
— Стража? — Ханс рассмеялся, — Ну, да, конечно, есть, а как же! Охранник Макс, знаешь какой сильный? И в шахматы многим фору даст. А! Никак ты, бабуля, тоже в этой клинике полечиться собралась?! А я-то думаю, и чего ты расспрашиваешь?
— Да-да, полечиться, — почему-то обрадовавшись его словам, закивала бабуся. — Болят старые костушки.
— Полечись, полечись, — улыбнулся Ханс. — А про клинику тебе наш сосед, доктор Арендт, больше бы рассказал, да уехал, вот, на Рождество в Осло. Ой! — Мальчик даже подпрыгнул на мягком диване. — Ведь чуть не забыл — там же Марина работает медсестрой, русская, она и за мной часто присматривает, по поручению общества милосердия. Очень хорошая женщина, добрая, хоть болтают невесть чего про русских.
— Клиника. Марина. Общество мило-сердия… — прикрыв глаза, задумчиво повторил друид. — Хорошо бы поближе познакомиться с этой Мариной. И, я думаю, у нас найдется много лишних вещей для общества?
— Да, конечно же! — бурно обрадовался Ханс. — Молодец, бабушка! И как это я, дурак, раньше не догадался? Ведь они — и Марина, и подруга ее, Марта, — все время ко мне приходят, заботятся, опекают. Без них да без друзей что бы и делал?
Ханс вдруг погрустнел, взглянул на висевший на стене потрет в траурной черной рамке. Родители… Уже больше месяца прошло с их смерти, а все никак не привыкнуть.
Кажется, вот сейчас откроется дверь, заглянут по очереди оба. Сначала мама: «Привет, музыкант!», потом отец: «Что, футбол еще не начался?» Ханс вытер локтем набежавшие слезы.
Дверь приоткрылась.
— А, это ты, Вэл. Заходи, сейчас спорт посмотрим. Бабушка, он что, совсем ничего не понимает?
— Совсем-совсем, — друид скорбно поджал губы. — Он не из этого мира.
— Да я уже заметил. А с виду такой приятный парень, вот и Стигне понравился… Слушай! — Ханс хлопнул себя по коленкам. — А ведь тут у нас и еще одна клиника есть, только подальше, за Черным лесом. Психиатрическая! Вот бы Вэлмора там полечить, может, и помогло бы? А, Вэл? Не понимаешь… Я знаю, так бывает, что сначала у пси… у ненор… в общем, сначала всякие обострения, а потом — полежат немножко, и ничего, снова вполне нормальные люди. Да вот хоть взять Магн, певицу! Знаете…
— Магн?! — воскликнул друид. Очи его полыхнули на миг лютой нечеловеческой ненавистью и злобой. Впрочем, черный колдун быстро с собою справился. Спросил как ни в чем не бывало:
— Магн дуль Бресал?
— Не знаю, кого она там бросала, — тут же отозвался Ханс. — Но нас ни разу не кинула, хоть и брала несколько раз наш усилок.
— Где живет эта Магн?
Ханс пожал плечами:
— Честно говоря, я не знаю. Говорят, с «новыми хиппи» в коммуне тусуется. Если так — плохо дело, хиппи и травку курят, да и, ходят слухи, чем-то посильней балуются. Магн-то и так Сумасшедшей прозвали, куда ей еще колоться?
Друид больше не слушал его. Встав, прошелся по комнате, потом, пододвинув кресло, уселся к окну, да так и просидел там до поздней ночи, повторяя про себя: клиника, Марина, Магн. А та ли это Магн? И тот ли парень?
Резко поднявшись с кресла, друид пнул прикорнувшего у дивана волхва:
— Вставай! Ты поможешь мне.
За окном, выходящим в сад, светила серебряная луна.
Взглянув на луну, Марина Левкина улыбнулась. Совсем как у нас, в Питере, на Новый год. Ледяные горки в Озерках, гулянье на Дворцовой, украшенный праздничными огнями Невский… А Димка-то, сын, как подрос! В аэропорту и не узнала — вытянулся уже чуть ли не с бабушку. Первоклассник… Хорошо все-таки, что она успела выправить к Новому году все необходимые бумаги. Теперь есть куда торопиться после смены. Вернее — к кому. Вот оно, оказывается, счастье-то — пить чай вместе с матерью, вспоминая питерское житье-бытье, гладить непокорные кудряшки сына, так похожего на отца… Хорошо бы только внешне. Тот-то был гад, конечно, задурил мозги, а потом свалил — рожай, воспитывай! На какие шиши, интересно? Хорошо, когда Димка подрос, подвернулась работа в Норвегии, и не какая-нибудь, а по специальности. Да и тут пришлось приложить немало стараний, чтобы найти приличное место — одни слюнявые губы доктора Арендта чего стоят. Женатый, называется, человек! Сволочь… Хотя стоит ли так уж его осуждать? В конце концов, если б не он, неизвестно еще, как бы все обернулось.
Привычно проверив больных, Марина сделала назначенные уколы и зашла в угловую палату, где, обставленный мудрой медицинской аппаратурой, сверкающей изумрудными экранами и никелем, лежал в коме русский музыкант Игорь Акимцев. Лежал уже пятый месяц. Бородатый, со спутанными волосами цвета спелой ржи и синими, вернее, темно-голубыми глазами, прикрытыми тяжелыми веками.
Записав в журнал показания приборов, Марина осторожно поправила под головой больного подушку. На миг показалось — веки Игоря дрогнули, вот-вот — и пациент откроет глаза… Левкина вздохнула. Интересно, очнется он вообще хоть когда-нибудь? Доктор Норденшельд считал, что да, только вот когда — неизвестно. И в самом деле — интереснейший случай.