Властелин сердец

Лола подняла руку, словно собираясь дать ему пощечину, и я закрыла глаза. Лола была знаменита своими оплеухами как на экране, так и в жизни. Сперва она била по щекам ладонью, а затем тыльной стороной кисти, причем без малейшего движения плечом. Но теперь ее что-то остановило. Я тоже посмотрела на Льюиса. Он будто окаменел, ослеп и оглох, почти не дышал, а вокруг рта выступили бисерины пота. Однажды я уже видела его таким. Лола сделала шаг назад, затем еще один, словно желая вырваться из-под гипноза. Она испугалась, да и я тоже.

— Льюис, — сказала я и положила руку ему на плечо.

Он очнулся и поклонился Лоле с какой-то старомодной грацией. Она смотрела на нас во все глаза.

— В следующий раз, Дороти, найди себе кого-нибудь постарше и повежливее.

Я не ответила. Я была совершенно разбита. Завтра об этом узнает весь Голливуд. И Лола отыграется сполна. Это означало две недели беспрерывных бурь.

Лола уехала, и я не удержалась от небольшого выговора Льюису. Он посмотрел на меня с сожалением:

— Тебя это действительно расстраивает?

— Да, я ненавижу сплетни.

— Об этом я позабочусь, — миролюбиво сказал он.

Но он не успел. На следующее утро, по дороге на студию, машина Лолы Кревет не вписалась в поворот и упала в долину, ярдах в ста ниже дороги.

Глава девятая

Похороны были пышными. За два месяца трагически погибло две голливудских знаменитости. Считая Джерри Болтона. Несчетное количество венков от бесчисленных живых покрывало кладбище. Я была с Полом и Льюисом. Три могилы… После Фрэнка был Болтон. И вот я снова иду по этим узким, ухоженным дорожкам. Я похоронила трех человек, таких разных и таких похожих своей слабостью, жестокостью, алчностью и разочарованностью, трех человек, охваченных безумием, столь же загадочным для них самих, как и для окружающих. И, если задуматься, это особенно угнетало. Что именно ставит жизнь между людьми и их самыми сокровенными желаниями, их пугающей решимостью быть счастливыми? Сам ли это образ счастья, который они рисуют для себя и который противоречит их жизни? Или это время? Или отсутствие такового? Или ностальгия, грызущая нас с самого детства?

Вернувшись домой и сидя между двумя моими мужчинами, я говорила об этом, задавая свои трудные вопросы и им, и звездам. Ни те, ни другие не могли мне ответить. Надо сказать, что звезды мигали столь же немощно на мои слова, как и глаза собеседников. Из магнитофона лились звуки «Травиаты», самой романтической музыки в мире, от которой меня всегда клонило к размышлениям. Наконец их молчание мне надоело.

— Льюис, ты счастлив?

— Да.

Его напряженный ответ должен был меня образумить, но я настаивала:

— И ты знаешь почему?

— Нет.

Я повернулась к Полу:

— А ты, Пол?

— Надеюсь, что скоро буду абсолютно счастлив.

Этот намек на наш предстоящий брак немного меня охладил. Я сделала вид, что не поняла.

— Но послушай, вот сидим мы здесь втроем, тепло, земля круглая, на здоровье не жалуемся, мы счастливы… Так почему же у всех наших знакомых такой голодный, хищнический взгляд?.. В чем тут дело?

— Имей совесть, Дороти, — простонал Пол, — я не знаю. Читай газеты, там полно статей на эту тему.

— Почему никто никогда не говорит со мной серьезно? — яростно воскликнула я. — Я что, глупая гусыня? Совсем дура?

— С тобой просто невозможно всерьез говорить о счастье, — ответил Пол. — Ты — живой ответ. Не могу же я обсуждать существование Всевышнего с самим Всевышним!

— Это потому, — коротко бросил Льюис и запнулся, — потому… потому, что ты хорошая.

Он резко поднялся, и на него упал свет из гостиной. Он поднял руки, словно собираясь произнести пророчество, да и вообще выглядел необычно.

— Ты… пойми… ты хорошая. Люди, в большинстве своем, плохие, и поэтому… поэтому не могут быть хорошими даже к себе самим, и…

— Боже мой, — отозвался Пол, — почему бы нам еще не выпить? Где-нибудь в другом месте?.. Ты с нами, Льюис?

Он впервые пригласил его, и, к моему удивлению, Льюис согласился. Мы решили отправиться в один из клубов хиппи рядом с Малибу. Все трое забрались в «ягуар» Пола, и я со смехом отметила, что внутри Льюис смотрится куда лучше, чем перед капотом, как было тогда, когда мы увидели его впервые. После этого мудрого замечания мы поехали вниз по дороге, и ветер свистел в ушах и слепил глаза. Я чувствовала себя замечательно, сидя между своим любовником и младшим братом, почти что сыном, — двумя красивыми, щедрыми, добрыми мужчинами, которых я любила. Я думала о бедной Лоле, погибшей и зарытой в землю, о том, как мне невероятно повезло, о том, что жизнь — это волшебный дар.