Властелин сердец

Он не ответил, но мгновение спустя обошел вокруг кровати и вытянулся рядом со мной. Мы оба лежали на спине, он молча курил.

И тут «Ролс», попавший на гребень самой высокой волны, ударился о стену. Стена издала душераздирающий треск, и я бросилась в объятия Льюиса. Это произошло вовсе не преднамеренно, просто мне хотелось, чтобы лежащий рядом со мной мужчина спрятал меня в надежном капкане своих рук и крепко обнял. Что Льюис и сделал. Он начал восторженно шептать мое имя, добавляя что-то еще, чего я не слышала, утонув в его волосах и горя от близости его молодого крепкого тела.

— Дороти… Дороти… Дороти… Дороти… Дороти… До…

Шум бури перекрывал его голос. Я не двигалась. Он согревал меня своим теплом, и я ни о чем не думала, разве что о неизбежном и позорном финале, но, впрочем, и это не имело никакого значения…

Но вдруг меня словно ударило: я не могу этого допустить. И тут же поняла Льюиса и все его мотивы. И убийства, и безумие, и его платоническую страсть ко мне. Я быстро, быть может даже слишком быстро села на постели, и он сразу отпустил меня. На мгновение мы оба замерли, словно между нами проползла змея, и я больше не слышала вой ветра — только бешеный стук моего сердца.

— Значит, ты знаешь… — чеканя слова сказал Льюис.

Он щелкнул зажигалкой. Язычок пламени дернулся вверх, и я смотрела на него, такого красивого, такого одинокого, куда более одинокого, чем раньше… Исполненная жалости, я протянула к нему руку. Но взгляд его уже остекленел, он не видел меня, его руки искали мое горло.

Я никогда не испытывала склонности к самоубийству, но в этот момент, сама не знаю почему, не собиралась ему мешать. Жалость и нежность, которые я испытывала к нему, влекли меня к смерти, как к последнему убежищу. Но, может быть, это и спасло меня: я не сопротивлялась. И пальцы Льюиса, все сильнее давившие мне на горло, напомнили, что жизнь — это самое ценное из того, чем я владею. Я заговорила, причем совершенно спокойно, хотя воздух в моем горле и мог оказаться моим последним дыханием:

— Если ты так хочешь, Льюис… Но ты делаешь мне больно. Ты же знаешь, я всегда любила жизнь, я любила солнечный свет, и друзей, и тебя, Льюис…

Пальцы давили все сильнее и сильнее. Я начала задыхаться.

— Льюис, ну что ты задумал? Я рассержусь… Льюис, дорогой, пожалуйста, отпусти меня.

Его пальцы внезапно разжались, и он, содрогаясь от рыданий, упал ко мне в объятия. Я положила его голову себе на плечо и долго, молча, водила ладонью по его волосам. Мало кто из мужчин забывался на моем плече, и ничто не трогает меня так, как это дикое, необузданное мужское горе, но никто из них не пробуждал во мне такую нежность, какую я испытывала сейчас к этому юноше, который едва не убил меня. Слава Богу, я давно уже отвергла все законы логики.

Льюис быстро заснул. Вместе с ним уснула и буря. Я всю ночь продержала его голову на своем плече, смотря на начинающее голубеть небо, на тающие облака, и, наконец, на бессовестно яркое солнце, заливающее своим светом изуродованную землю. Это была самая восхитительная ночь любви за всю мою жизнь.

Глава шестнадцатая

Но на следующий день, когда я обнаружила на своей шее синяки, мое настроение испортилось. Я долго внимательно разглядывала себя в зеркало, а затем направилась к телефону.

Я сказала Полу, что принимаю его предложение и услышала на том конце провода радостные вопли. Потом я доложила о своем решении Льюису и добавила, что на свой медовый месяц я, скорее всего, отправлюсь в Европу, и весь дом на период моего отсутствия будет в его распоряжении.

Свадебная церемония, на которой в качестве свидетелей присутствовали Кэнди и Льюис, заняла десять минут. Затем я забрала свой багаж, водворив Льюиса в дом собственными руками и пообещала ему, что скоро вернусь. Он, в свою очередь, пообещал мне не шалить, работать в поте лица и каждое воскресенье выпалывать вокруг «Ролса» сорняки. Несколько часов спустя я уже летела в Париж и следила в иллюминатор за серебристым крылом, режущим серо-голубые глыбы облаков. Мне казалось, что я наконец-то вырвалась из кошмара. Мою руку сжимала надежная, теплая ладонь Пола.