Властелин Сонхи

Теперь он прятался и от амуши – вдруг те уже в курсе, кто разделался с их соплеменником – и от угрюмого целеустремленного Зомара. Ночевал, где придется. Пропитание тоже добывал, где придется, вор-амулетчик в большом городе с голоду не пропадет. Подумывал о том, чтобы хоть пешком добраться до Абенгарта: там дедушка с бабушкой, раньше он с ними переписывался, корреспонденция доставлялась через принадлежащую Тейзургу торговую компанию, но после того, как объявился «Властелин Сонхи», связь пропала. Как они там, все ли с ними в порядке… Единственное, что до сих пор держало его в Аленде – мысли о Таль: найти бы ее и забрать с собой. Или просто повидаться, поговорить… Даже если она совсем не та, за кого себя выдавала, и выглядит не так, как ему запомнилось.

– Гляньте, судари, на тот забор – на нем ваши кишки болтаются! А яйца лежат во-о-он там под кустиком, а руки-ноги раскиданы по всему радиусу поражения, а головы на клумбе…

– И печально смотрят друг на друга, – ухмыльнулся Тейзург.

– Именно так, сударь. Только вы лучше не зубоскальте, а подумайте о том, что если б у нас был настоящий подрыв, все вышло бы в точности так, как я сказал. У вас, сударь, есть хотя бы самая малость воображения, чтобы это себе представить?

– Даже нарисовать могу, мастер Бруканнер, – любезно отозвался Эдмар.

Достал из ниоткуда – из своей магической кладовки – лист бумаги, карандаш, дощечку и, присев на скамью, которую они с Хантре только что «минировали», принялся что-то увлеченно набрасывать, как художник на пленэре.

Бруканнер, известный в Бартоге мастер-подрывник, неодобрительно фыркнул. Ему было под шестьдесят, и то, что человек его профессии дожил до таких лет, служило ему дополнительной рекомендацией в придачу к двум дюжинам писем с лестными характеристиками и полному шкафу официальных наград.

– Судари, в нашем деле всякий раз надобно думать головой, ежели не хотите, чтобы ваша голова сказала «до свиданья» и отправилась в самостоятельное путешествие.

После этой сентенции он вытащил из кармана большой мятый платок и шумно высморкался. Большой, грузноватый, кряжистый, он напоминал заматерелого кулачного бойца, ушедшего на покой, но все еще способного навалять кому-нибудь из молодняка. Тяжелый подбородок зарос седой щетиной, блекло-голубой левый глаз смотрел на богатеньких, но непонятливых учеников цепко, строго, оценивающе, с затаенным презрением: ох, и бестолочи вы, судари, хоть и маги. Вместо правого глаза – прибор с круглой выпуклой линзой, закрепленный на ремешке с бронзовыми заклепками. Правый глаз Бруканнер потерял в молодости, еще до того, как стал признанным мастером своего дела.

На руках перчатки с прорезями, механическими протезами и вшитыми амулетами, заставляющими протезы работать. Пальцев у мастера осталось всего семь: на левой не хватает одного, на правой двух – оторвало в ту пору, когда он учился на ошибках.

Он был горным подрывником, прокладывал шахты и туннели в Каршейской прорве. Без протезов он действовал так же умело, как в перчатках, несмотря на нехватку пальцев.

Прорвами называют территории, где нет магии: среди них попадаются и небольшие участки величиной с пустырь, и обширные области вроде Карша. Амулеты там «засыпают», заклинания не действуют, маги и ведьмы не могут пользоваться своей силой. Бруканнер привык работать, не полагаясь на магическую поддержку, и пиетета перед волшебниками не испытывал – в прорве они такие же растяпы, как все остальные.

Бывало, что его нанимали кладоискатели или охотники на тугурумов. Пусть он не был амулетчиком, зато отлично разбирался в артефактах для подрывных работ, и случалось, что его привлекали для консультирования амулетчиков.

На нем была поношенная тужурка с медными пуговицами, в карманах лежала пара часов-луковок: одни обыкновенные, другие для отсчета секунд. Мешковатые клетчатые штаны, растянутые и грязные на коленях, заправлены в высокие шнурованные ботинки, на поясном ремне сумка с мелким инструментом. В придачу несвежий шейный платок и засаленная шляпа – Эдмара то и другое раздражало, но он терпел. А мастер Бруканнер, скрепя сердце, терпел пижона с подведенными глазами, лаком на ногтях, ироничной улыбочкой и кучей денег.

– У тебя, парень, руки не такие кривые, как у него, но сегодня ты тоже не жилец, – обратился он к Хантре. – Когда-нибудь учился нашему делу?

– Не могу сказать.

Как будто да… В полицейской школе был курс по обезвреживанию взрывных устройств, он сдал зачет с третьей попытки, а многие ходили на пересдачу по пять-шесть раз. Это воспоминание – скорее впечатление, чем воспоминание – в следующий момент показалось ему недостоверным. Игра того самого воображения, о котором говорил Бруканнер.

Эдмар закончил рисовать и молча протянул им листок, слегка улыбаясь уголками губ.