Властелин Сонхи

Шнырь прикидывал, не пора ли драпать. И досмотреть интересно, и жуть как страшно: слишком сильна эта амуши для юной песчаной ведьмы – видать, первую тыщу лет уже разменяла и многому научилась, Хеледике ее не одолеть. А за кого она примется, когда расправится с девчонкой? Пропадет тогда сиротинушка горемычный, ни за грош пропадет…

Ведьма шаталась, как пьяная, но танцевать не прекращала. Из носа у нее потекла кровь, запачкав подбородок и платье на груди. Амуши, увидев это, начала причмокивать и сюсюкать, облизываясь длинным мертвенно-зеленоватым языком:

– Ой же ты моя сладкая, что же ты свой сиропчик расплескиваешь, чтобы мне меньше досталось, надо с тобой кончать поскорее, а то бы еще поиграли…

Но тут над головой у Шныря, который начал бочком отползать за угол, что-то свистнуло и с тупым стуком влепилось амуши в череп, так что теперь уже она покачнулась, а из колосящейся шевелюры взмыл рой потревоженных мотыльков. Это была бы для нее минутная неприятность, но девчонка с перемазанным кровью лицом воспользовалась моментом и выполнила свой коронный ведьмовской прием. Шнырю все-таки довелось увидеть, как распласталось на грязном булыжнике кисейное платье, в котором запуталось нечто, похожее на выдранный с грядки сорняк. Летающая шляпа, от которой Хеледика только и знала, что увертывалась, тоже плюхнулась на мостовую.

– С тобой все в порядке? – из пролома в ограде выбрался Зомар с арбалетом, за спиной у него маячила Нелодия. – Рядом есть кто-нибудь еще из этих тварей, ты их чувствуешь?

– Нет, – хлюпнув носом, ведьма утерла кровь рукавом. – Здесь только один гнупи, не стреляй в него, он со мной.

– Ага, вот он я! – подал голос Шнырь. – Я не сбежал, не бросил тебя, оцени, какой я смелый и надежный помощник, другого такого днем с фонарем не сыщешь!

И направился к Хеледике, подобрав по дороге слетевшие с нее очки с треснувшими стеклами. Одним глазом он настороженно косил на Зомара: известно, что этот амулетчик несказанно свиреп к народцу, даже безобидного чворка не пощадит. Положим, арбалетным болтом гнупи насмерть не убьешь, но это больно, и синячище будет еще какой.

– Молодец, что не сбежал, – похвалила ведьма. – Спрячь то, что от нее осталось.

И уселась на мостовую прямо там, где стояла. Нелодия и Зомар кинулись ее поднимать, а потом все вместе схоронились в подвале бани, в комнатушке для прислуги – там было сухо, и уцелела жаровня с помятым чайником.

Шнырь завязал в узелок засохший сорняк, осыпанную дохлыми козявками шляпу и грязное кисейное платье, унес в соседний квартал и зарыл в куче мусора. Среди украшений побежденной дамы ничего золотого не нашлось, а он-то понадеялся… Когда вернулся, люди уже вовсю гоняли чаи, но ихние чаи были жидкие, невкусные, никакого удовольствия, поэтому он проявил чувство собственного достоинства и не стал проситься в компанию.

Шмыгнул на изнанку, где стены были сплошь в зеркалах и скульптурах: белые купальщики и купальщицы поливали друг друга водой из кувшинов, миловались, улыбались, и невдомек им было, что на человеческой половине их больше не существует. Но какая им разница, они же мраморные.

Местное общество состояло из пятерых раскормленных чворков – в таких заведениях им раздолье, то и дело кто-нибудь обронит мелкую вещицу и не заметит. Сейчас они пребывали в тревоге: вернутся ли прежние хозяева бани, при которых так хорошо жилось, и что будет дальше с домом, и куда им деваться, если дом разрушат? Чворку без крыши над головой не выжить: даже если его на улице никто не обидит, он сам через некоторое время исчезнет – это же не гнупи, который нигде не пропадет! Человечки-улитки понуро шевелили рожками и всплескивали пухлыми ручками в перетяжках. Один из них, самый чувствительный, забился в свою раковину и не принимал участия в разговоре. Послушав их жалобы и порадовавшись, что он не чворк, Шнырь отправился подглядывать за людьми.

Те сидели в полутьме с единственным свечным огарком, кутаясь в какую-то рвань. Хеледика уже не дрожала от озноба, но еще не оправилась, а то бы смогла зажечь хоть один шарик-светляк.

– Я попробую сделать твои порезы малозаметными, – говорила она магичке. – Только завтра, сегодня со мной уже всё…

На лице у Нелодии было несколько свежих рубцов вкривь и вкось, один рассекал верхнюю и нижнюю губу.

– Не надо. Если мы сумеем выбраться туда, где я смогу пользоваться магией, сама от них избавлюсь. А здесь лучше так, – ее голос дрогнул. – Сейчас лучше быть некрасивой, меньше неприятностей.

– Да я уже насмотрелась, – отозвалась Хеледика. – А ведь раньше были люди как люди…

– Эти так называемые люди не слишком отличаются от амуши, – угрюмо сказал Зомар. – Они хуже амуши, народец не может переступить через свою природу, а у этих свобода выбора.

Темноликий, горбоносый, с черными глазами-щелками и ввалившимися щеками, он напоминал мрачную гротескную куклу, и говорил с надрывом, как будто сделал невесть какое печальное открытие. А чего тут нового, если Шнырь и без него это знал? Известное дело, люди.