Он споткнулся. Упал вперед. Грохнувшись о землю, крикнул ей, чтоб не останавливалась. Кое-как приняв сидячее положение, он дважды выстрелил в сторону сторожки, хотя в темноте преследователей видно и не было. Приподнявшись на колени, он оперся рукой о землю, чтобы встать, и нащупал теплую шерсть.
Лу.
Язык пса вывалился наружу и был в пене, на морде застыло выражение мучительной боли. Глаза закатились до белков, рот раскрыт в оскале. Рядом, частично скрытый зарослями чертополоха и ежевики, лежал Арнольд.
Дженкинс подполз к своим собакам, прижал к груди их головы.
— Нет! О нет! Нет, нет!
— Хватит! Бежим! — Стоя над ним, Алекс потянула его: — Теперь не вернешь!
Он поднял на нее глаза с земли; выкрикнул под вой ветра:
— Черт подери, Джо! Черт подери их всех!
— Довольно, Чарли!
Треснула ветка. Возле самой головы Дженкинса от ствола дерева отлетела щепка. Алекс вскрикнула и осела, как мешок с мукой. Дженкинс опомнился и, схватив дробовик, пустил последний патрон в надвигающуюся тень. Он вскинул на плечо Алекс и, с усилием поднявшись на ноги, двинулся к сараю, таща ее, словно пятидесятифунтовый мешок собачьего корма. Тридцать шагов... Он ждал выстрела в спину... Ноги подламывались... Двадцать шагов... Он весь сжался в ожидании... десять шагов... Он рывком распахнул дверь и нырнул внутрь, увертываясь от летящих на него щепок. За кучами сена он опустил на пол Алекс и перевел дыхание. Всполошенные куры летали вокруг, подымая тучи перьев. Арабские жеребцы топотали в своих стойлах, дергали головой и громко всхрапывали.
Дженкинс вгляделся в блузку Алекс. Из-за винных пятен трудно было понять, куда именно ее ранило, но он заметил, что около правого плеча материя порвана.
— За пояс меня обхватить сможешь?
— Что?
— Сможешь за меня держаться?
— Наверно. А в чем дело?
Он усмехнулся.
— Небось и Джона Уэйна в «Настоящем мужестве» ты тоже не видела.
— Не видела, но надеюсь, что ему там повезло больше, чем Бучу и Сандэнсу Киду.
Сорвав со столба веревку, он затянул на ней мертвую петлю и открыл дверцу стойла. Белый жеребец заржал и, испуганно кося глазом, попятился. Дженкинс опутал веревкой его морду и шею так, чтобы петля оказалась на голове, и ухитрился продеть в петлю конец веревки. На шею животного он навесил груз и закрепил веревку на другом боку жеребца. Получилось нечто вроде поводьев. Ничего, сойдет.
Алекс поднялась, опираясь да его руку. Дженкинс вывел жеребца из стойла, позволив ему кружить и становиться на дыбы, лишь бы тот успокоился. Встав на деревянную колоду, он перекинул ногу на спину животного. Смущенный, обеспокоенный жеребец взбрыкивал и тряс головой, но Дженкинс крепко сжимал его круп обеими ногами, продолжая кружить, одновременно подныривая под балки сарая.
— Влезай, — сказал он.
Алекс ступила на колоду, и он потянул ее вверх, на спину животного позади себя.
— И что же было? — спросила она.
— Ты о чем?
— В «Настоящем мужестве» — что было потом?
— Опусти голову и знай держись!
— Наверняка что-нибудь неприятное.
Ухватив зубами веревку и держа в правой руке смит-вессон, а в левой — «глок», он сильно пнул лошадь, направляя ее к двери сарая.
25
Глина сыпалась на макушку Слоуна, а оттуда — за воротник рубашки. Прижав к груди подбородок и закрыв глаза, он переждал эту мини-лавину. Он приник к камню футах в двадцати пяти от вершины. Мужчина находился над ним и шел по самой кромке. Прибой с грохотом бился о берег, отщипывая от него кусочки известняка и скальной породы, он грохотал, как гигантский молот, но верхняя часть скалы оставалась сухой, нависая над берегом, как резцы неправильного прикуса. Это да еще густой туман стали спасением для Слоуна. Даже если мужчина ляжет на живот, чтобы заглянуть за край скалы, Слоуна он не увидит. Всякий на его месте решил бы, что Слоун либо рискнул спасаться вплавь в ледяной тихоокеанской воде, либо ухитрился ускользнуть от него и кануть в темноту. Но тут же возникал вопрос: как долго сможет мужчина выжидать, дабы в этом удостовериться? Висеть так целую вечность Слоун был не в состоянии. Лодыжку жгло ледяным огнем, а мускулы рук и ног, уже не столь крепкие и выносливые, как раньше, когда он регулярно лазил по скалам, начали подергиваться — первый признак усталости. Он может сорваться. Слоун постарался перенести тяжесть тела и ухватиться по-другому, касаясь каменной стены лишь в трех точках. Пот, смешиваясь с соленой океанской влагой, заливал глаза; глаза щипало.
Опять посыпалась глина.
И даже если выдержат его руки и ноги, нет гарантии, что не рухнет выступ. Скала, за которую он ухватился, вся в трещинах и крошится, как мел. Упорство океана когда-нибудь обрушит скалу, и случится это внезапно — известняк, как известно, камень непрочный. По телевидению не раз показывали душераздирающие сцены, как усадьбы сползают в океан за несколько секунд.