Состояние Магдалены внезапно ухудшилось, и одновременно усилилось ее отвращение к Мельхиору Йёстелю. В этом юноше ей претило все – тонкая талия, узкий воротник несравненной белизны, икры, обтянутые серым шелком, и голубые глаза. Ее приводила в ужас та власть, которую он успел приобрести над господином Браге за последние два месяца. «Я никого не знаю скучнее, чем эти математики!» – восклицала она, стоило ему проронить хоть слово за столом. Или еще так: «Матушка, сделайте милость, поговорите о чем-нибудь таком, что бы нас, неразумных, утешило, а то ведь мы ничего не смыслим в эпициклах!»
Она как бы невзначай расспрашивала меня об этом Мельхиоре, он ее очень занимал. Ей хотелось знать, что его привело в этот город, откуда у него рекомендации и надолго ли он прилепился к ее родителю.
Я ей сказал, что Сеньор хочет послать его за Йоханнесом Кеплером, что он был знаком с Урсусом в Штирии, где, говорят, эрцгерцог Фердинанд объявил протестантов вне закона. Этот мой простодушный ответ пробудил в ней зловещие подозрения, и она вскричала:
– Так, значит, мне не солгали, утверждая, что Мельхиор Йёстель занимался в Магдебурге алхимией вместе с Эриком Ланге! Он еще в прошлом году жил у него. Там-то он и встретился с Николасом Урсусом. Меня очень удивляет, как вышло, что отец ни о чем этом понятия не имеет.
– Да ведь и сам Йоханнес Кеплер был одурачен Урсусом, – сказала ее мать, – этот Урсус со всеми норовит сохранять наилучшие отношения, чтобы без помех множить свои клеветы.
Но Магдалена и не думала сдаваться. Она все твердила, что не может понять, почему никто не замечает всей странности тех связей, которые существуют между некоторыми приближенными ее отца и его злейшим врагом. Как так?! Этот последний всю Германию наводнил пасквилями, где обвиняет своего бывшего учителя в преступлениях, а его супругу в том, что та помыкала им, и вот он как бы случайно оказывается связан и с Эриком Ланге, и с Йоханнесом Кеплером, и с Мельхиором Иестелем, который за последнее время приобрел в доме такое влияние, что это всем бросается в глаза!
Словно бы в доказательство обоснованности ее страхов болезнь Магдалены усиливалась. Она стала белая как мел и говорила, что в Прагу не поедет, ей суждено лечь в могилу здесь.
Увы, эта уловка не достигла цели, ибо не пробудила в ее родителе достаточного интереса: он продолжал лелеять Мельхиора, обсуждать подробности своего будущего житья в Праге и вовсе не понимал, что она и захворала-то затем, чтобы он пришел к ней на помощь; это было столь очевидно, что она в конце концов выздоровела.
– Мой добрейший Гайек торопит, хочет, чтобы я приехал в Прагу еще до весны, – говорил Сеньор, – но мне прежде необходимо завершить издание книг, предназначенных в дар императору. А еще надобно купить лошадей. Тех что были в Ванденсбеке, у нас больше нет. Наших Хальдор продал на лейпцигской ярмарке. Какая жалость, что мы не можем доставить сюда тех, что были на Гвэне!
– Я дам вам своих, – предложил граф Лоэзер (он очень любил моего господина).
В ответ Тихо Браге стал приводить множество новых причин, лишь бы задержаться в Виттенберге до мая месяца, самая же веская из них состояла в том, что Мельхиор Йёстель отказывался последовать за ним в Прагу. Даже Кирстен Йоргенсдаттер пыталась уговорить молодого человека. Она ему говорила: «Сударь, ваше присутствие так благотворно для состояния духа моего мужа, что я была бы весьма вам признательна, если бы вы побыли с нами еще». На самом же деле ей, как и всем, не терпелось обрести надежный приют, а для этого требовалось, чтобы он поскорее отвез нас в Прагу.
Особенной раздражительностью преисполнился старший сын хозяина, с презрением взиравший на причины отцовского благодушия.
«Да ведь мой злосчастный родитель, – говорил мне Тюге, – никак не возьмет· в толк, что пражский двор окажется хуже датского. Его веселость жалка мне, к тому же не знаю, не потому ли он так испытывает наше терпение, принуждая столь долго ждать, что и сам уже боится крушения своих надежд?»
Тюге меж тем перелапал уйму служанок и пустился объезжать окрестности Виттенберга под предлогом, будто ищет хороших лошадей. Но посещать университет вместе с отцом, старшим братом Йоргеном и его воспитателем Андреасом он не пожелал.