Властелины моря. История золотого века греческого флота

Перикл умер, и некому оказалось в Афинах занять его место. Даже если бы сам Зевс удалился с Олимпа, не осталось бы за ним такой пустоты. Более сорока лет пребывал Перикл на передовой афинской политики, морских дел, театра, полемики между религией и наукой, дипломатии, градостроительства и возведения храмов. Но краеугольным камнем его деятельности как вождя неизменно оставался флот. В глазах демократов из народного собрания флот — это основа силы и престижа государства; флот — это источник средств для осуществления строительных программ; флот, наконец, это несокрушимое, судя по всему, препятствие на пути врагов города. Перикл составил план победоносной войны с пелопоннесцами, но умер, не успев полностью осуществить его. В тени его мощной фигуры пропадали и противники, и наследники. Сыновей Перикла унесла эпидемия чумы, а его блестящий, но непредсказуемый воспитанник Алкивиад был еще слишком молод, чтобы сделаться стратегом или занять иную выборную должность. Кажется, впервые за последнее столетие Афины начали испытывать острую нужду в лидере.

В годы процветания морской империи обычный афинский ремесленник, не имеющий связей со старыми аристократическими родами, мог сделать огромное состояние благодаря одному лишь трудолюбию. Люди эти, производившие все, от бронзовых щитов до музыкальных инструментов, составили новую афинскую элиту и с уходом Перикла сразу же вышли на авансцену городской жизни. Наиболее видной в этом кругу фигурой стал поначалу преуспевающий торговец шерстью Лизикл, муж подруги Перикла Аспазии. Но вскоре он погиб, отправившись для сбора налогов в Малую Азию во главе морской экспедиции. За Лизиклом последовал баснословно богатый магнат — владелец серебряных копий Никий, возмещавший недостаток аристократической родословной демонстративной набожностью, благовоспитанным поведением, щедрой поддержкой разного рода празднеств и успешными действиями на море, например, при Мегарах и Кифере. Ничуть не вредило репутации Никия в глазах людей и то, что имя его означает «Победитель».

Главным соперником Никия был кожевенник Клеон, тоже человек не бедный. Этот энергичный гражданин сумел к сорока годам завоевать в народном собрании очень большое влияние благодаря не столько подвигам на поле брани, сколько ораторскому искусству и навыкам опытного политикана. Подобно Периклу, он был демагогом, иначе говоря — «вождем», но при этом более далекую от Перикла фигуру трудно себе представить. Клеон отличался необыкновенно живым нравом, умением сколачивать вокруг себя разные группы, велеречивостью. Презирая статуарную сдержанность, он взлетал на трибуну, словно это была театральная сцена, и начинал яростно жестикулировать, внедряя таким образом свою мысль в сознание слушателей. Как цепной пес империи, Клеон вполне разделял убежденность Перикла в том, что имперская власть означает железный кулак. Умел он также выбить из союзников долги, а заодно изрядно увеличить сумму взноса. Для продолжения войны Афинам были нужны деньги, и жестокое обращение Клеона привело к тому, что жители одного стратегически важного города Митилена на острове Лесбос восстали. На подавление бунта собранию пришлось ввести военный налог на личную собственность граждан — это был первый подобного рода налог во всей истории афинской демократии, но благодаря ему удалось собрать необходимые двести талантов.

Если Перикл и Никий были людьми слишком честными, а может быть, просто слишком состоятельными, чтобы брать взятки, то Клеон вернулся к опыту первого демагога Фемистокла. Вполне беззастенчиво он использовал влияние, чтобы набить собственный карман. Простонародье стояло на его стороне, но большинство преуспевающих граждан — триерархи, всадники — откровенно презирали этого человека. Клеон и из этой ненависти извлекал выгоду. Когда какое-либо из его предложений на собрании не проходило, он, как прожженный законник, тягал своих оппонентов по судам.

Стратегия Перикла, направленная на достижение победы в войне, стала для всех, кто пришел к нему на смену, настоящим камнем преткновения. Логика в ней была железная, но никто бы не мог утверждать, что она с неизбежностью ведет к успеху. Война с Пелопоннесом тянулась уже долгие годы, а не видно было не только перспектив окончательной победы, но даже приемлемого мира. Спартанцы оказались на удивление неуступчивым противником. Вместо того чтобы признать, по здравом размышлении, безнадежность продолжения войны, они упрямо, из года в год, вторгались на территорию Афин или их союзников. Перикл утверждал, что спартанцам понадобится много времени, чтобы овладеть искусством морского боя, но, судя по всему, они оказались вполне готовы к обучению. Если спартанцы, как никто, все время придумывали что-то новое, то афиняне упорно держались плана Перикла, утрачивая, таким образом, инициативу в ведении военных действий.