После длительной музыкальной паузы, во время которой народ, кстати, веселился, а не злился и матерился, как часто бывает у нас, наступил черед довольно интересного боя. Уверенно поднимающийся в рейтинге белорусский тяжеловес Александр Устинов, на счету которого к тому моменту было уже девятнадцать побед, из них пятнадцать нокаутом, дрался с неплохим американским боксером Эдом Махоуном, в последнее время выполняющим роль так называемого привратника (швейцара). То есть если ты побил Махоуна, то выходишь как бы в другую лигу.
Преимущество Устинова было полным, но все равно бой получился каким-то странным. Устинов начал с того, что несколько раз сильно огрел соперника, после чего тот выполнил блистательный проход в ноги с захватом под колени обеими руками и упиранием головой в то место, куда ему не стоило упираться ни головой, ни чем-либо еще. В результате Устинов нетяжело упал, а ему на ноги, как кулек, свалился сам Махоун. Если бы они продолжили борьбу в партере, боюсь, куда более тяжелый Устинов просто оторвал бы Махоуну голову. Но рефери не доставил ему такой маленькой радости.
До конца раунда американец еще раз пять прошел в ноги, потому что в руках ему было делать категорически нечего: здесь он только получал. Даже когда Устинов попадал по защите, Махоуна качало, как утлую лодку во время шторма, которую непременно окончательно зальет и перевернет; это было только вопросом времени, причем небольшого.
Казалось, что во втором раунде все закончится, но не закончилось. Махоун выглядел как человек, попавший под кирпичный дождь, но каким-то образом все же державшийся на ногах. В третьем раунде бомбардировка продолжилась, но незадолго до гонга напропускавший кучу ударов, в том числе жутковатых на вид апперкотов справа и левых боковых, американец вдруг активизировался и нанес два боковых справа и слева. Устинов так ответил с обеих рук, что Махоуна отбросило на канаты. Четвертый раунд Махоун опять смело начал и не менее смело за это получил, но и сам, хоть вскользь, пару раз попал. Это довольно известный феномен в боксе. Боец, обрадованный тем, что он все еще жив, и приятно удивленный этим фактом, раскрепощается и прет вперед. Заканчивается это обычно нокаутом. Но секунданты не дали американцу реализовать свой самоубийственный замысел, и после того, как он пропустил еще несколько ударов, они совершенно неожиданно выбросили полотенце. Я их мотивы понимаю, но в зале таких было меньшинство. Рев стоял оглушительный. Дети так орут, когда у них отбирают игрушки. Взрослые – когда отбирают зрелище, особенно жестокое.
Если этот бой можно назвать странным, то поединок двух американцев – Джонатана Бэнкса и Трэвиса Уокера – закончился просто самым фантастическим образом. Со всей определенностью могу сказать, что никогда такого не видел и вряд ли увижу снова. Сам бой двух весьма средних тяжеловесов был не слишком захватывающим, но вот концовка…
В шестом раунде Бэнкс со всей дури нанес длинный удар справа, именно со всей дури, потому что Уокер, как тогда показалось, голову отвернул, и Бэнкс полетел вслед за своим кулаком – рыбкой на пол. Многие даже подумали, что Уокер еще как-то наподдал сопернику, всунув удар навстречу. Но думали они так недолго. Уокер постоял над упавшим Бэнксом в позе сожженного грозой могучего дерева пару секунд, а потом вдруг рухнул на пол сам. Это был нокаут. Мало пострадавший от своего полета с жесткой посадкой Бэнкс вскочил быстро, а Уокер поднимался долго и тяжело, а когда поднялся, выглядел так, как будто понимал, что зря это сделал. Рефери остановил бой.
Оказалось, что голова у Уокера отвернулась не в процессе ухода от удара, а просто от удара, пришедшегося точно в челюсть. Сила удара была чудовищной, а о равновесии Бэнкс думал мало, вот его и понесло в недолгий полет. Нокаут снова и снова показывали на больших экранах, к неослабевающему восторгу публики.
Однако дальше бои как-то не задались; они быстро заканчивались, и в программе опять появились пустоты. Во время одной из пауз в кромешной темноте, гремя кастрюлями, шаркая и ворча, цепляясь клюками за канаты, на ринг полезли привидения. Когда включили свет, выяснилось, что это три немолодых тощих мужика; тот, что у них был за главаря, оказался в круглых черных очках, как у кота Базилио. Что он в них мог увидеть в темноте, для меня загадка. Наверно, это он и въехал головой в одну из тарелок, издавших тот самый кастрюльный звук. То, что казалось клюками, оказалось гитарами, а кастрюли – ударной установкой.
Кто это такие, честно скажу, не знаю, но местная публика встретила их с большим энтузиазмом. Они спели что-то очень забойное, причем не по-английски, как их соратники по цеху искусств, а по-немецки. Видно, это были какие-то местные знаменитости, и фотографы выстроились в три ряда, чтобы их снять. Меня это не увлекло, и я пошел шляться по трибуне в поисках чего-то более интересного.