Властитель

На вопли обратили внимание; воин громко хохотал шутке. Князь вдруг яростно, обеими руками оттолкнул мешавшие ему серебряные блюда с объеденными хребтами рыб, костями свиней и более крупной дичи. Он лег животом на грязный стол и крикнул что-то воину в рогатом шлеме. Тот придвинулся ближе, подставил ухо и стал слушать, не прерывая громкого чавканья.

Слова князя постепенно проникали в сознание, – челюсти прекратили двигаться. Глаза, попрощавшись, нашли нас, оббежали. В сальной рыжей бороде с налипшими крошками открылась широкая пасть с твердыми желтыми клыками.

И оба, глядя друг на друга, оглушительно захохотали. Постепенно они привлекли к себе общее внимание, пирующие заряжались весельем, не зная причины. Раскаты хохота потрясали стены.

Вдруг, казалось едва оттолкнувшись, князь перепрыгнул стол и оказался по нашу сторону. Он медленно подходил, переводя взгляд с Лены на меня и обратно. Он был чуть выше меня, а доспехи делали его гораздо шире.

Лена схватила меня за руку, воин ухмыльнулся. Я все еще надеялся, что это аттракционный фантом.

Остановившись напротив нас, князь тряхнул льняными, стянутыми цветным ремешком волосами. Повернувшись к столу, он что-то сказал, послышались крики, залаяли псы. Воины перепрыгивали столы и окружали нас широким полукругом.

Князь выхватил меч и демонстративно бросил на пол; кто-то поднял оружие. Потом, в считанные мгновения князь скинул с себя кафтан, рубашку и, голый по пояс, ссутулился, вытянув вперед руки. Он вызывал меня на борьбу.

– Что ему надо? – перекрикивая общий гам, спрашивала Лена. Она встревоженно смотрела на князя, банду за нашими спинами, на меня. Вдруг, повернувшись, решительно пошла к дверям прямо на стену воинов. Ее оттолкнули, она растерянно отступила.

– Ничего не понимаю, – сказала она. – Это живые люди.

Ее веки дрогнули, губы приоткрылись – в красных отсветах живого огня она была невыразимо прекрасна. Я невольно улыбнулся неуместности всего:

– Этот обжора вызывает меня на бой.

– А нельзя как-нибудь уйти отсюда? Где этот мерзкий гном?

Гнома не было. Князь медленно приближался. Я сорвал рубашку и бросил Лене, Она отступила к стене воинов, и на этот раз ее не оттолкнули. Наоборот, потеснившись, приняли в общий круг.

Чувствуя себя на грани, – с одной стороны, боясь оказаться смешным, с другой – начиная заводиться, – я ощущал, как вновь попадаю под обаяние риска.

Не зная правил боя, я давал проявить себя противнику. Тот внезапно кинулся ко мне, схватил одной рукой за кисть, а другой – за горло и стал душить. Я ударил его в солнечное сплетение, он отпустил меня, сделал шаг назад и молниеносно ударил в висок. Я пригнулся, кулак просвистел над головой, противник по инерции нырнул вперед, навалился мне на плечи; воспользовавшись удобным случаем, я обхватил его поперек туловища, прижал руки к телу и поднял над головой.

Стоя в кругу диких воинов с их собственным вождем над головой, я взглянул4 на себя сторонними глазами и невольно устыдился. Мой боевой порыв показался смешным. Возникло чувство, что я ввязался в такую же подделку, какой недавно было путешествие по озеру. Ни гнева, ни ненависти – ничего: все мне стало безразлично.

Я поставил противника на пол и отступил на шаг. Князь извернулся и ударил кулаком мне по лицу, разбил бровь, и левый, залитый кровью глаз перестал видеть. Весь мой пацифизм куда-то делся. Воины заревели. Князь бросился ко мне и, схватив обеими руками за шею, снова стал душить. Он был очень сильным человеком; чувствуя, что еще мгновение и потеряю сознание, я взбеленился; моя раскрытая ладонь врезалась в белый волосатый живот, пальцы проткнули кожу, мышцы, и, подхваченный диким своим порывом, я рванул ладонь вниз, с наслаждением услышав треск связок и разорванной плоти.

Все еще сжимая мне шею, князь недоуменно поглядел вниз, потом, оставив уже ненужные попытки задушить меня, попытался удержать вываливавшиеся внутренности и тут – сначала медленно, потом быстрее – стал падать навзничь.

В общей тишине я подошел к столу, плеснул из ближайшей чаши на руку, чтобы смыть липкую кровь, потом взял у оторопело молчавшей Лены свою рубашку и вдруг был оглушен неистовыми возгласами восхищения, мне, впрочем, понятными. Мне было стыдно, но в то же время я радовался: я гордился честным боем.

И может быть, это было плохо. Я подошел к Лене, нас окружили воины. Латы, кожаные куртки с нашитыми железными пластинками, рыжие грязные бороды, рогатые шлемы. Меня хлопали по плечам, кто-то хрипло восторженно вопил. Потом Лена испуганно взглянула мимо меня и…

Меня волокли за ноги, кажется, вверх, и голова мерно ударялась затылком о крутые ступеньки. Наверное, этот стук и вернул мне сознание. Стало светлеть, я разглядел пыльный потолок с висящими по углам лоскутами – летучими мышами.

Вдруг – яркий свет; меня грубо подняли на ноги. Среди воинов я заметил ухмыляющегося гнома и какого-то безликого, в плаще, со спадающим на глаза капюшоном, в котором я, однако, узнал лейтенанта Стражникова. Вот так номер!