– Например, ты мог бы собирать для нас информацию. Работая в биоСтрукте, ты наверняка имеешь дело с кучей интересных сведений. Достаточно будет встречаться время от времени, чтобы ты рассказывал о том, что узнал, показалось тебе это важным или не очень. Мы сами разберемся.
– Да, это я мог бы.
– Таким образом мы познакомимся поближе, а потом, если захочешь принять более активное участие, никогда не поздно это обсудить.
Косола и правда произвел на меня хорошее впечатление.
– Решено, я в деле.
– Тогда добро пожаловать к нам, Альберик!
Они поднялись с травы.
– Косола, всего один вопрос, – бросил я.
Он остановился и на всякий случай сделал вид, что сверяется со своим мессенджером, чтобы обмануть возможную слежку.
– Почему вы так назвали вашу газету?
– Метатрон – высший из ангелов, он носитель гласа Божия.
– Значит, вы выбрали его имя, потому что он говорит только правду, да?
– Можно и так сказать. Но в основном – чтобы поиграть на нервах у ханжей!
Апартаменты Боэмунда Тарентского показались Годфруа более скромными, нежели жилища других сеньоров, хотя по сравнению с общими солдатскими каютами были просторными и относительно роскошными. Князь Тарентский считал себя прежде всего солдатом, и это чувствовалось во всем, вплоть до его вкусов в обустройстве своего жилища. Кое-какие предметы были просто взяты с армейских складов. Другие, напротив, скорее напоминали ценный средневековый антиквариат, как, например, тяжелое кресло резного дуба, в котором он сейчас сидел.
Помимо этих деталей, фламандского герцога поразил царящий здесь беспорядок. Настоящая свалка, состоящая из самых разнородных вещей, ценных или нет, полезных или нет, скопленных его новым союзником за свою насыщенную жизнь и без которых, по его собственному признанию, он никогда не трогался с места. Обнаружив столь неожиданную коллекцию, Годфруа спросил себя, хватило ли одного МТА, чтобы перетащить все это на борт.
Выходя после заседания Совета, Боэмунд предложил молодому герцогу и Гуго де Вермандуа отправиться к нему, чтобы обсудить последние события. Капитан корабля, заваленный работой в канун фазы стазисного сна, учтиво отклонил приглашение. А вот Годфруа нашел предложение вполне уместным.
Боэмунд наполнил бокалы вином и протянул один из них Годфруа.
– Оно из моих земель в Южной Италии, – сказал он, усаживаясь в кресло напротив гостя. – Хоть и не марочное французское, но вполне достойное.
– Более чем достойное, если хотите узнать мое мнение, – заметил Годфруа, обмакнув губы. – И кстати, не обязательно быть французским, чтобы держать марку.
Боэмунд расхохотался. Как и многие другие народы, фламандцы славились тем, что заносчивость французов во многих областях давно им осточертела.
– Мне показалось, сегодня на Совете вы были задумчивы, Боэмунд.
– Я размышлял о том, в каком свете Петр Пустынник и Роберт представили нам проступок моего племянника.
– Другими словами: зачем объявлять о его принадлежности к ордену, если тем самым
– Именно! Лишний раз должен отметить, что мы с вами мыслим одинаково, дорогой Годфруа. И каков ваш ответ на этот вопрос?
Годфруа подался вперед, взял хрустальный графин, стоящий на низком столике, и снова наполнил свой бокал.
– Возможно, наши ультра двигают пока только свои пешки, откладывая решающие ходы на потом. Вполне вероятно, их целью было не сиюминутно наказать Танкреда, а скорее поставить
– И я так думаю. Роберт сделал свой ход. Но он нервничал, вы не обратили внимания?
– Этот человек – настоящая змея! – воскликнул Годфруа. – Мне всегда казалось, что у него изворотливый и нездоровый ум. Положа руку на сердце, сегодня я не заметил особой разницы. Ни хуже ни лучше.
– Могу вас заверить, и проклятый герцог, и сам Петр в последнее время проявляют нервозность. Что-то их беспокоит.
Годфруа поглубже устроился в кресле и вытянул ноги, чтобы расслабиться.
– Возможно. Этот человек вызывает у меня такое отвращение, что мне трудно уследить за нюансами его поведения.
Их прервало легкое электронное позвякивание. Боэмунд встал, подошел к мигающему настенному дисплею и прикоснулся к светящемуся квадрату на экране. На нем появилось лицо стоящего перед входной дверью Танкреда. Боэмунд ткнул пальцем в надпись «открыть» и вернулся к своему гостю.
– Он пришел, – сказал он просто.
Танкред быстро прошел через прихожую, направляясь к дверям гостиной. Боэмунд, скорее всего, ждет его там.
Он не знал, зачем тот его вызвал, но кое-какие соображения у него были. Они не часто виделись с начала полета, и дядя предпочитал встречаться с племянником скорее в общественных местах, нежели в личных апартаментах.
– Здравствуйте, дядя, – сказал он, заходя в комнату; удивился, обнаружив сидящего в одном из кресел Годфруа Бульонского, и приостановился на пороге.