Властитель мира

С заледеневшим сердцем я предпочел закрыть глаза, лишь бы избавиться от чудовищного зрелища друга на пороге его мучений. Я почувствовал, как по щекам побежали слезы. Слезы ярости.

Священник снова принялся читать молитву.

Вчера, придя в Алмаз, я еле сдержался, чтобы немедленно не рассказать Паскалю о своей недавней встрече. Осторожность требовала обсуждать такие вещи только внутри Инфокосма Нод-2. Он сразу заметил, что со мной что-то не так, но решил, что это из-за суда. Кстати, отчасти он был прав.

Едва подсоединившись к матрице, я сразу же направился к его зоне, плывя над многоцветными волокнами данных. Прежде всего я описал ему, как прошло заседание. Его реакция на приговор не отличалась от моей. Хотя его кукла-аватар не выражала никаких эмоций, я без труда догадался, что он чувствует. Потом я перешел к странной встрече, произошедшей сразу после суда. А вот тут, напротив, его реакция была намного радикальнее моей.

– Тебя просто водили за нос, если хочешь знать мое мнение. Парень ломал комедию с единственной целью – втереться к нам в доверие.

Как же он действует мне на нервы, когда становится таким безапелляционным!

– Если бы ты его видел, то не был бы столь категоричен, – ответил я, стараясь сдержать раздражение. – Вначале я тоже так подумал и даже решил, что имею дело с простым легионером, который только ищет предлога, чтобы задать мне взбучку. Но быстро понял, что ошибся.

– И как же?

– Не знаю… по мелким деталям. Не берусь утверждать, что ему можно доверять, но готов поклясться, что его действительно что-то мучает. В таких делах не притворишься.

– А я-то считал, что ты не так наивен.

Ну до чего упрямый!

– Я не считаю себя тонким психологом. И тем не менее, поверь, ни один легионер не способен на подобные переживания.

Я прекрасно сознавал всю слабость своих аргументов, и Паскаль тоже.

– Абсурд какой-то. Ни один солдат не способен на переживания. Такова их природа.

– Да-да, ты прав. И все же напомню, что он не такой солдат, как все. Он аристократ, из очень высокопоставленной семьи. Нет ничего невозможного в том, что человек вроде него по-другому реагирует.

– Тем более: не стоит пускаться в откровения с племянником одного из военачальников! Остальные члены группы поднимут нас на смех!

На самом деле очень может быть. Мы топтались на месте, пора было принимать решение.

– Послушай, ну что такого, если я схожу на встречу и посмотрю, чем он дышит?

– Ты здорово рискуешь.

– Не думаю. Если бы я был на заметке у тайной полиции, они бы меня уже арестовали. Для чего им играть со мной в прятки? Ты прекрасно знаешь, что они заставили бы меня разговориться другими способами.

Паскаль не ответил. Я все-таки заработал несколько очков.

– Конечно, человек, настолько близкий к командованию, может быть нам полезен, – в конце концов признал он. – Но придется действовать с крайней осторожностью. Ты должен получить от него максимум информации, а ему выдать как можно меньше.

– Само собой. Я тоже так думаю.

– Ты предупредил остальных?

– Еще нет, не успел. Отправлю сообщение Саншу.

Аватар Паскаля кивнул. Я добавил:

– Кстати, прямо перед тем, как его уволокла стража, Косола что-то кричал о тайне или вроде того. У тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, что он имел в виду?

– Хм… вообще-то, никаких.

Он ненадолго задумался.

– Я знаю, что он уже давно вел одно расследование. И хотел рассказать об этом на следующем собрании группы. Похоже, его это очень тревожило, но он не уточнял, о чем идет речь.

– Вот дерьмо! Наверняка прямо перед арестом он раскрыл какие-то важные сведения!

Мне сразу же стало стыдно, что меня вроде как больше занимает утрата этой информации, а не потеря нашего друга. Паскаль тактично сделал вид, что ничего не заметил.

– Он постоянно что-то записывал, – проговорил он. – Наверное, имеет смысл поискать.

Священник закончил молиться.

Я не знал, что именно он читал: я стоял слишком далеко, чтобы услышать. При совершении казни единственным уместным текстом было бы последнее причастие, но я не уверен, что еретику полагалось подобное таинство. И потом, Камера забвения не была казнью в прямом смысле слова. Скорее казнью отсроченной.

Изобретением этого наказания мы были обязаны одному из близких к папе кардиналов. Следовало придумать достаточно впечатляющую кару, чтобы в зародыше уничтожить любую попытку бунта среди солдат, которые настолько привыкли к близости смерти, что даже угроза высшей меры их уже не пугала. А потому требовалось найти нечто хуже смерти.