Властитель мира

– Я не знаю этого человека, – еще не слишком уверенным голосом в конце концов произнес он, – однако доверие, которое питает к нему герцог Нижней Лотарингии… – он почтительно поклонился в его сторону, – побуждает меня считать, что речь, возможно, идет о несчастливом стечении обстоятельств, как и утверждает Тарент-младший. К тому же полагаю, что его послужной список должен свидетельствовать в его пользу. Поэтому я отдаю свой голос за отказ от любых преследований.

Хотя это неожиданное милосердие принесло Танкреду облегчение, к несчастью, его, вероятно, будет недостаточно. Боэмунд, конечно, проголосует за него, но Петр явно против, а его голос считается за два, к ним прибавится голос Роберта, который не преминет утопить его поглубже, так что итоговый подсчет будет не в его пользу.

Роберт же пребывал в оторопи от решения нового епископа. Откуда выполз этот слизняк, который, глядя на такое ничтожество, как Годфруа, пускает восторженные слюни? И какая муха укусила Петра, что он предложил его на пост епископа? Впрочем, и сам паршивый отшельник, похоже, удивлен решением прелата. Больше того, его это вроде бы даже позабавило! А вот Роберт шутки не оценил.

Должно быть, Петр почувствовал, что кто-то в упор смотрит на него, и встретился взглядом с герцогом Нормандским. Веселое выражение, оживившее его черты, исчезло, и он передал тому слово:

– Роберт де Монтгомери, ваша очередь.

Ладно. Остальные были краткими, но от меня ты получишь по полной программе, сейчас увидишь.

– Я не буду так снисходителен, как монсеньор де Пон-дю-Руа. – Он сделал ударение на слове «монсеньор» со всем презрением, на какое был способен; лицо епископа побагровело. – С самого начала крестового похода этот солдат ведет себя как настоящий подстрекатель, а заодно и богохульник. А чего можно ждать от него теперь, когда он совершил еще более серьезное преступление, если мы оставим его на свободе? Законы смерти требуют за это, // И смерти он достоин, несомненно. // Э, если ты помилуешь его, // Он для других примером лишь послужит![85] – Он заметил, что от избытка чувств его голос слишком вибрирует, и заставил себя вернуться к менее театральному тону. – Какое послание отправим мы людям, если Совет признает, что можно прирезать одного из них и ничем за это не поплатиться? Представьте на секунду, как катастрофично скажется на дисциплине тот факт, что Танкред Тарентский, совершив преступление, в котором сам признался, спокойно разгуливает по коридорам корабля. С моей точки зрения, этот человек убийца, а следовательно, должен понести наказание. Официально требую военного трибунала!

Выждав несколько секунд, чтобы удостовериться, что герцог закончил, Петр обратился к дяде Танкреда:

– Господин граф Тарентский?

Боэмунд, который уже долгие минуты сидел не поднимая головы, откликнулся не сразу. Он ссутулился, опустив плечи, словно под тяжким грузом. Пока он тянул с ответом, царящее в зале молчание сгустилось до такой степени, что, казалось, сам воздух затвердел. Наконец старый воин поднял голову, выпрямился, с глубокой грустью взглянул на Танкреда и заговорил хриплым голосом:

– Танкред, я возлагал на тебя много надежд и всегда думал, что ты совершишь нечто великое. При всем том на тебе лежала двойная ответственность – и за свое имя, и за свою военную репутацию. Ты предал и то и другое.

Он на мгновение остановился, и атмосфера стала непереносимой. У Танкреда перехватило горло, на глаза выступили слезы, он больше не дышал. Прежде чем продолжать, Боэмунд сделал глубокий вдох.

– То, как ты умеешь добиваться уважения – и любви – своих людей, обязывает тебя служить примером. Тебе известно, что войска смотрят на командиров, которыми восхищаются, как на образец, которому и следуют в своем поведении. Однако с самого начала путешествия ты постоянно действуешь как… – он попытался найти подходящее слово и за неимением лучшего выбрал, – как человек безответственный.

Охваченный волнением, он снова умолк. А когда заговорил, голос его звучал громко и безжизненно:

– Последние события, в которых ты оказался замешан, бросают тень на нашу семью, а этого я потерпеть не могу. Вследствие приведенных соображений и дабы моя беспристрастность не могла быть поставлена под сомнение, я заявляю, что воздерживаюсь от голосования и целиком полагаюсь на мудрость Совета крестоносцев.

Эти чудовищные слова грянули в абсолютной тишине зала Совета. Воистину удар грома. Оглушенный решением друга, Годфруа ошеломленно смотрел на него, не находя слов.

Танкред понял, что погиб, но теперь это уже не имело значения: то, что он сейчас услышал, было для него бесконечно важнее. Эти слова разбили ему сердце. Он и так уже страдал от недостатка внимания и даже теплых чувств со стороны дяди, а теперь, публично осудив, тот окончательно отрекся от него. Танкред застыл на месте, он был раздавлен.