Властитель огня

Домишко, возле которого остановился Иаков, был на северной окраине. Окошко, глядевшее на улицу, закрывали ставни. Одна половинка ставней висела на сломанной петле. В двух-трех футах от входа стоял трехколесный детский велосипед. Велосипед был повернут к двери – значит, встреча еще продолжалась. Будь он повернут в противоположном направлении, они вынуждены были бы все отменить и отправиться на поиски запасного варианта.

Иаков схватил пулемет «узи» с пола и выскочил из машины. Габриэль поступил так же, затем открыл заднюю пассажирскую дверь, как велел ему Иаков. Повернувшись спиной к домишке, он оглядел улицу, нет ли на ней движения. «Если кто-то станет подходить к машине, пока я буду внутри, – стреляй в их направлении, – сказал ранее Иаков. – Если не поймут – укладывай их на землю».

Иаков перепрыгнул через трехколесный велосипед и ударил правой ногой в дверь. Габриэль услышал треск разламывающегося дерева, но продолжал смотреть на улицу. Из дома раздался голос, закричавший по-арабски. Габриэль узнал голос Иакова. Раздавшийся следом голос был ему незнаком.

В ближайшем домике появился свет, за ним – в другом. Габриэль снял «узи» с предохранителя и положил палец на спусковую скобу. Он услышал за собой шаги и, вовремя обернувшись, увидел, что Иаков выводит через разбитую дверь Арвиша с черным мешком на голове и поднятыми руками, приставив к его голове «узи».

Габриэль снова взглянул на улицу. Мужчина в светло-серой галабии вышел из своего домишки и закричал на Габриэля по-арабски. Габриэль на том же языке велел ему не приближаться, но палестинец шагнул в его сторону.

– Стреляйте в него! – крикнул Иаков, но Габриэль был невозмутим и не открыл огонь.

Иаков втолкнул Арвиша головой вперед на заднее сиденье машины. Габриэль, подойдя к задней дверце, залез в машину и заставил информатора лечь на пол. А Иаков обежал машину спереди и, добравшись до дверцы со стороны водителя, успел по дороге выпустить очередь из «узи», легшую на расстоянии двух-трех ярдов от ног палестинца, поспешившего укрыться в своем домишке.

Иаков вскочил за руль и дал задний ход по узкой улице. Добравшись до рыночной площади, он развернул машину и помчался через селение. Звуки выстрелов и рев мотора машины дали знать жителям, что пришла беда. В окнах и дверях появились лица, но никто не попытался остановить их. Габриэль смотрел в заднее окошко, пока селение не исчезло в темноте. А через минуту Иаков уже снова мчался по изрытому колеями вади – только на этот раз в противоположном направлении. Их информатор по-прежнему лежал на полу, зажатый между передним и задним сиденьями.

– Дайте мне подняться, вы, болваны!

Габриэль нажал локтем на шею араба и грубо и тщательно обыскал его на предмет оружия или взрывчатки. Ничего не обнаружив, он втянул араба на сиденье и сорвал с него черный колпак. На него злобно уставился единственный глаз – глаз полковника Кемеля, переводчика Ясира Арафата.

Город Хадера, раннее сельское поселение сионистов, превратившееся в унылый израильский промышленный город, стоит на Прибрежной равнине, на полпути между Хайфой и Тель-Авивом. В той части города, где близ растянувшегося на большое расстояние шинного завода живут рабочие, стоят в ряд многоквартирные дома пшеничного цвета. В одном из этих домов, что стоит ближе к заводу, вечно пахнет горящей резиной. На верхнем этаже этого дома находится конспиративная квартира ШАБАКа. Для большинства офицеров она служит местом проведения встреч. Иаков предпочитал пользоваться ею. Едкий запах, по его мнению, ускорял процедуру, так как немногим из тех, кто сюда приходил, хотелось задерживаться. Но Иакова сюда влекли и призраки. Его предки, русские евреи из Ковно, были среди основателей Хадеры. Они превратили никчемные малярийные болота в землю, дававшую урожаи. Для Иакова Хадера была реальностью. Хадера была Израилем.

В квартире не было никакого комфорта. В гостиной стояли стальные металлические стулья, а линолеум на полу коробился и был вытерт. В кухне на рабочем столе стоял дешевый пластиковый электрический чайник; в покрытой ржавыми пятнами мойке – четыре грязные чашки. Махмуд Арвиш, он же полковник Кемель, отказался от лицемерно предложенного Иаковом чая. Он попросил также, чтобы Иаков не включал света. Отутюженную форму, в которой он был утром в «Мукате», сменили габардиновые брюки и хлопчатобумажная рубашка, мягко белевшая в лунном свете, струившемся из окна. Между двух оставшихся на его правой руке пальцев была зажата одна из американских сигарет Иакова. Другой рукой он массировал сбоку шею. Единственный глаз был устремлен на Габриэля, который, отказавшись от складного стула, сидел на полу, прислонившись к стене и скрестив перед собой ноги. Иаков был расплывчатой тенью на фоне окна.

– Я вижу, вы научились одному-двум приемам у вашего приятеля из ШАБАКа, – усмехнулся Арвиш, потирая челюсть. – У них репутация людей, хорошо владеющих кулаками.

– Вы сказали, что хотите видеть меня, – ответил Габриэль. – Я не люблю, когда люди говорят, что хотят меня видеть.

– Что, вы думали, я намерен сделать? Убить вас?