Однако ни один из подобных планов в конечном счете не имел успеха. С тем небольшим количеством боевых кораблей, которые имелись у компаний, было невозможно организовать эффективную систему конвоев, а грузовые суда не могли отвлекаться для выполнения полицейских функций. И Аурангзебу пришлось в третий раз прибегнуть к давлению со своей стороны, на этот раз более решительному. Не без оснований считая, что европейцы должны остановить бесчинства своих соотечественников на море, где белые люди обладали несомненным господством, он остановил всю европейскую торговлю – под любым флагом – в пределах своей империи и ограничил передвижение всех белых людей в Сурате стенами соответствующего национального поселения. На это британские и голландские морские командиры ответили блокадой Сурата с моря, тем самым прекратив и национальный экспорт Великих Моголов. И в этом регионе Востока сложилась весьма своеобразная ситуация. Господство европейцев на море не подвергалось сомнению азиатами, которые, если только не обладали многократным численным превосходством, не рисковали встречаться с европейским кораблем, у орудий которого стояли белые люди – достойные уважения или преступники. Но власть европейцев на суше оставалась ничтожной, особенно в сравнении с таким правителем, как Аурангзеб. А владычество белых людей в Индийском океане оказалось недостаточным, чтобы сдерживать своих же преступников. В результате азиаты душили торговлю европейцев на берегу, а европейцы – морскую торговлю азиатов, и все из-за противоправных действий общего врага, которого ненавидели и те и другие.
Морская блокада Сурата была не более чем жестом протеста, потому что суда требовались под погрузку в других портах, где никакого эмбарго не было, и вскоре были отозваны. Но «домашний арест» европейцев в Сурате оставался в силе в течение нескольких лет, на протяжении которых вся торговля между компаниями и Северной Индией была приостановлена. В целом, вероятно, на стороне императора все же были более веские аргументы, но в любом случае он занимал более сильную позицию в споре, что доказали последующие события. Его неумолимость привела к многократным обращениям Британской компании к своему правительству с просьбой отправить для подавления пиратов и разрешения тупиковой ситуации в торговле корабли королевского военного флота, что в конце концов было сделано. Правда, и тогда количество кораблей было явно недостаточным для достижения решающего результата, но сам факт их прибытия в Индийский океан заставил пиратов проявлять большую осмотрительность, а значит, улучшил положение. Лишь в 1722 году или около того пираты, наконец, поняли, что Индийский океан стал для них слишком опасным, и они покинули базу, которую использовали много лет, – небольшую гавань в удаленной части Мадагаскара, перестав быть источником недовольства восточных правителей западными флагами.
Но, в дополнение к белым пиратам, существовали и местные морские разбойники, в отдельных районах приносившие немало вреда, хотя, конечно, их действия не покрывали позором европейцев. Они принадлежали к нескольким цветным народам, и в некоторых отношениях с ними было даже сложнее справиться, чем с европейскими пиратами, и не только потому, что в их случае пиратство стало практически национальным занятием, в котором участвовали тысячи. Дело в том, что местные пираты пользовались всеми преимуществами вооруженных сил, которые действуют вблизи надежных убежищ и источников снабжения. Главными из них, безусловно, были маратхи, которые вышли в море – в местном, ограниченном смысле – во время восстания против Великих Моголов, в основном на прибрежных судах, известных под названием галиват. Это средних размеров суденышки с треугольными парусами, по внешнему виду напоминающие сицилийские фелуки. Они очень быстрые и легко управляемы и на веслах, и под парусами, но ненадежные в шторм. Когда слабый ветер или штиль делают маневрирование крупных кораблей трудным или невозможным, настает время галивата. Атака большого количества этих небольших судов обычно заканчивалась трагедией, если у защитников подходили к концу боеприпасы, что случалось отнюдь не редко.