По щекам девушки разлился густой румянец, который на ее белоснежной коже казался вовсе не розовым, а красным. Но все же она ответила:
– Und wast? Ich bin sehr gross fur seie shonst in man![79]
– После этих ее слов за столом повисла гнетущая тишина. Брэйдан ненавязчиво накрыл мою ладонь своей и легонько сжал ее, пока никто не видел.– Ingve![80]
– с размаху обрушил свой внушительный кулак о стол Олаф. Жена отца Кельма тут же положила ладонь на плечо мужа и что-то тихо зашептала ему на ухо, после чего Олаф тяжело выдохнул и кивнул супруге.– Что случилось? – шепнула я Брэйдану на ухо.
– Глупости, не волнуйся, – ответил он мне и тут же заговорил на другом языке, обращаясь ко всем присутствующим: – Olaf, wilst du…[81]
Северянин легко кивнул Брэйдану, после посверлил тяжелым взглядом дочь, обещая долгий разговор, но уже спустя всего несколько секунд расплылся в довольной улыбке и сказал:
– Выпьем за спокойное море, за добрую зиму и за снег, который непременно растает, – поднимая свой кубок из желтого металла над головой, Олаф потянулся к остальным. Мужчины и женщины согласно закивали и так же потянули свои кубки навстречу. После чего громко свели их вместе и выпили содержимое залпом.
– Какой необычный тост, – сказала я, когда все закончили пыхтеть после выпитого.
– Это традиционный тост, очень старый, – сказал Кельм, засовывая в рот приличных размеров горсть той самой капусты, на которую нацелилась я.
– Почему вы ничего не едите? – перевел Брэйдан фразу, которую сказала Хельга, обращаясь ко мне.
– Я бы хотела попробовать вот это, – указала я пальцем на дымящиеся кругляшки, которые Брэйдан обозвал корнеплодами. – Можно?
– Конечно, почему спрашиваешь? – тут же отозвался Кельм.
– Просто не знаю, как правильно следует вести себя за вашим столом, – сказала я, и впрямь путаясь в обычаях и традициях Аира и Аранты.
– Ешь, как удобно, – сказал Брэйдан, накладывая мне овощей.
– Warum eine veget? Sage ate met?[82]
– поинтересовалась жена Олафа, указывая рукой на фаршированные мясом кишки.– Er ate keine met[83]
, – тихо отозвался Брэйдан на ее слова, правда после такого его ответа за столом воцарилась очередная пауза «тишины». А младшая сестра Кельма даже испуганно охнула.– В чем дело? – поинтересовалась я.
– Он, – указал Кельм ложкой в сторону Брэйдана, – рассказал нашим дамам твой маленький секрет.
– Что? – подумав о «том самом секрете», я, должно быть, изменилась в лице, едва не выронив ложку из рук. – Как? – испуганно посмотрела я на северянина.
– Не тот секрет, – шепнул он, улыбаясь уголками губ. – Сани, – сказал он, обращаясь взглядом к жене Олафа, – спросила, почему не хочешь отведать жареных колбасок, я сказал, что ты не ешь мясо.
– А, да, не ем, – подтвердила я, тщательно скрывая облегчение в голосе.
– Что? – фыркнул Терех. – Мужик, который не ест мясо?!
– Да все нормально, дед, – отмахнулся Кельм. – У него вера такая.
– Что это за вера? Безбожники какие-то. Их Боги что, желают смерти своим детям?! – все больше распалялся Терех. – Варвары, – подытожил он.
– Und du sagt, er ist shon! Er ist diese oder clar keine[84]
, – фыркнула старшая из сестер Кельма, обращаясь к младшей Ингве.Девушка, потупив взгляд, несильно пихнула сестру в бок и украдкой посмотрела в мою сторону.
– Ander er shon![85]
– шепнула она сестре.– Знаешь, – вдруг сказал Олаф, – твой обет – это, конечно, хорошо, но боюсь, в наших краях дело невозможное. Отказываться от такой пищи вредно для здоровья, – серьезно добавил он.
– Не волнуйтесь, со мной все будет хорошо, – улыбнувшись, сказала я.