– Как ваша мать? – неожиданно спросил начальник стражи, вместо того чтобы дать свое согласие.
– Для нас важна каждая монета, – ответил Со Вон, все еще не поднимая головы.
– Хорошо, – кивнул его словам начальник стражи, тяжело вздохнув. – Переодевайся и ступай на пост.
Переодевшись в форму, молодой стражник переложил сверток, что дала ему принцесса, в карман куртки, после чего отправился на пост.
Письмо. Простое письмо, где Иола писала о своих чувствах к Со Вону, где она говорила о их любви и возможном будущем, давая полет фантазии и сердцу, так и не было прочитано молодым стражем. Он обронил его, возвращаясь со смены, которую отстоял у ворот, подменяя брата. В тот момент мысли молодого человека были весьма далеки, и все переживания, которым находился отклик в сердце, были посвящены матери, которую они с братом не видели очень давно, но все же чувствовали тягостную ношу ответственности за семью. Как и многие ученики Ю Хэ, Со Вон родился в малообеспеченной семье. То, что ему удалось закончить обучение при монастыре, было огромным везением, с точки зрения малообеспеченного населения Аира. Это было нормальной практикой среди бедняков: отдать на попечение монастыря нескольких детей. Чего таить, рассуждения таких родителей были просты: в Ю Хэ их дети не умрут от голода. Хоть Со Вон и был таким вот отданным на воспитание в монастырь ребенком, но ни он, ни его брат никогда не забывали о настоящих родителях. Стараясь выделить пусть и совершенно крошечную сумму из своего символического жалованья на нужды семьи. Последнее время было тяжелее всего. Родная мать Со Вона сильно болела, младшие сестры вступали в ту пору взросления, когда следовало заботиться не только об их пропитании, но и вести переговоры о предстоящем браке. Если он и его брат позволят погрязнуть семье в долгах, то для девушек его семьи будет уготована одна определенная незавидная судьба: «Дом Порхающих» – всегда открыт для тех, кто желает погасить долг перед Империей.
Именно поэтому он не мог позволить пропасть оплачиваемой смене брата. Наверное, погруженный в круговорот собственных мыслей и переживаний о судьбе родных, он не заметил, как крошечный сверток выпал из его кармана куртки, и того, кем он был поднят…
Маленькое письмо, написанное о самом сокровенном чувстве, случайно оброненное уставшим юношей, перечеркнуло жизнь одной семьи. Казнь состоялась быстро, без лишнего шума и привлечения ненужного внимания, поскольку дело касалось Императорской семьи. Сестры, о которых так заботился молодой стражник, так и не вышли замуж… единственный, кто смог избежать открытого наказания, был Сэй Лум. Но случилось это отнюдь не потому, что Император проявил мягкосердечие. Просто пожилой монах, бессменный настоятель Ю Хэ, еще пятнадцать лет назад даровал этим детям разные имена и не связанные кровью судьбы. Ке Паль всегда делал так, если в его монастырь попадали родственники. Слишком долго проживший в Империи и многое видевший на своем веку, он прекрасно знал, как может пойти в расход одна семья из-за ошибки одного из ее членов. Потому он неустанно говорил, что всякий вошедший в ворота Ю Хэ остается один на один со своей судьбой, как же правдивы оказались его слова.
– Отец, – несмело сказала принцесса, переступив порог личных покоев Императора. – Я…
– Ты сделала все, что могла, – очень тихо отозвался он, поднимая взгляд от просматриваемых документов.
Несмотря на поздний час, Император был облачен в формальное одеяния, в котором он обычно вел прием находившихся в его услужении чиновников.
Хоть Иола и была юной, но не глупой. Во всяком случае, читать подобные жесты она могла. То, что отец позвал ее в такой час и принимал в подобном облачении, не могло сулить ей ничего хорошего.
– Знаешь, что бы тебя ждало, не будь ты моей дочерью? – все еще очень тихо поинтересовался мужчина, проводя рукой по тонким усикам и бородке, что мерно покачивались в такт его словам.
Только сейчас юная принцесса заметила, как трясутся ее пальцы. Иола не знала о том, что случилось по вине ее неосторожного признания. Слишком быстро и тихо все решили, даже слухи не успели еще поползти по дворцу. Но непонятная тревога разрасталась с каждой секундой все сильнее, заставляя принцессу тяжело дышать и лихорадочно перебирать варианты, что могло послужить появлению такого предчувствия.
– Я не понимаю, – заикаясь и отчего-то теряя силу в собственном голосе, прошептала она.
– Это освежит воспоминания? – спросил Император, вопросительно изогнув бровь и бросая на середину стола трубочку, обернутую в шелковую тряпочку малинового цвета.