Читаем Властная идейная трансформация: исторический опыт и типология полностью

Одной из главных особенностей отрицаемой подпольем официальной системы считался военный иерархизм. Отсюда, с одной стороны, принципиальное неприятие чинов, с другой – враждебное отношение к символике мундира. Неслучайно сразу после Февральской революции началась ожесточенная дискуссия вокруг погон, интерпретируемых как символ офицерской власти. После соответствующего демарша Балтийского флота в апреле 1917 г. погоны и другие знаки отличия в ВМФ были отменены. Понятие «золотопогонник» еще долго использовалось как ярлык монархизма.

Особая мобилизационная роль по отношению к лицам, объединенным подпольной семиосферой, отводилась революционной песне. Контент-анализ песенных текстов эпохи революции позволяет четко зафиксировать обе указанные выше функциональные задачи альтернативной семиотики – идентифицировать соратников и изобличить существующий режим. Третий компонент, вытекающий из проведенной идентификации, это призыв к борьбе с господствующей системой (табл. 6.4).

Таблица 6.4 Тексты революционных песен как инструмент подпольной семиосферы

Различные нейтральные в повседневном употреблении термины поляризируются в семиосфере на относящиеся к «подполью» и к «режиму». Соответственно, первые приобретают положительное звучание, вторые – отрицательное. Контекстуализиро-ванный термин приобретает в семиосфере иной смысл, не тот, которым он был наделен в обычном повседневном значении. Наличие особого терминологического семиосферного языка является прямым признаком формирования семиотической основы появления политической альтернативы. Приводимый в табл. 6.5 перечень терминов был получен на основе контент-анализа революционного фольклора.

Таблица 6.5 Терминология подпольной семиосферы в Российской империи

Как известно, «Сначала было слово.». Слово, как и символ, очень многое значит в консолидации оппозиции.

Подпольная политическая семиосфера в СССР: альтернатива в виде вестернизации

По общему признанию историков, формирование советского андеграунда началось с движения стиляг. Протест против системы первоначально выражался именно на уровне символов. Только затем, уже на основе сформировавшейся семиотической матрицы, формируется соответствующая идеология. Не идеология привела в данном случае к выдвижению задачи ее символического отображения, а наоборот. Сами символы программировали определенную траекторию идеологической эволюции. Управляемость этого процесса не вызывает, спустя время, сомнений. Развитие психологии коллективного бессознательного привело к разработке технологий оказания манипуляционного воздействия на группы населения посредством символов.

Направление стиляжничества складывалось первоначально в среде «золотой» советской молодежи, преимущественно детей элиты. Для многих это был способ декларации своей особости, принадлежности к «избранным». Официальная советская семиосфера принципиально отвергала саму идею социального избранничества. В реальности же формируется «номенклатурный класс», статусное и материальное положение которого становилось все более особым. Стиляжничество в этом смысле являлось отрицанием с позиций социальной привилегированности советского уравнительства. Симптоматично, что на деревню стиляжничество не распространилось. Более того, ассоциирующиеся с деревней русские национальные традиции относились в новой семиосфере андеграунда к разряду «низкого стиля», служили предметом гротеска.

Другой стороной стиляжничества была выражаемая через молодежь негативная реакция элиты на сохранение мобилизационного типа советской системы. Жить далее в режиме мобилизации (индустриализация, война, восстановление) часть элиты более не желала. Постепенно формируются ассоциируемые с Западом эталоны «красивой жизни». Ее оборотной стороной стало распространение культа вещественного потребления и удовольствий. Особенно это явление стало отчетливым по мере формирования дефицита товаров народного потребления, ставшего не то чтобы более острым (товаров становилось все больше), но он начал отчетливо дифференцировать, по мере роста потребностей, общество на номенклатуру, имеющую все «по блату», и народ. Так возникала своеобразная демаркационная линия, раскалывающая общество. Подобную роль в современности играет социальное расслоение, которое как проблему власть совершенно игнорирует.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937 год: Н. С. Хрущев и московская парторганизаци
1937 год: Н. С. Хрущев и московская парторганизаци

Монография на основании разнообразных источников исследует личные и деловые качества Н. С. Хрущева, степень его участия в деятельности Московского комитета партии и Политбюро, отношения с людьми, благоприятно повлиявшими на его карьерный рост, – Л. М. Кагановичем и И. В. Сталиным.Для понимания особенностей работы московской парторганизации и ее 1-го секретаря Н. С. Хрущева в 1937 г. проанализированы центральные политические кампании 1935–1936 гг., а также одно из скандальных событий второй половины 1936 г. – самоубийство кандидата в члены бюро МК ВКП(б) В. Я. Фурера, осмелившегося написать предсмертное письмо в адрес Центрального комитета партии. Февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б) 1937 г. определил основные направления деятельности партийной организации, на которых сосредоточено внимание в исследовании. В частности – кампания по выборам в партийные органы, а также особенности кадровой политики по исключению, набору, обучению и выдвижению партийных кадров в 1937 г. Кроме того, показано участие парторганов в репрессиях, их взаимоотношения с военными и внутренними органами власти, чьи представители всегда входили в состав бюро Московского комитета партии.Книга рассчитана на специалистов в области политической и социальной истории СССР 1930-х гг., преподавателей отечественной истории, а также широкий круг читателей.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Кирилл Александрович Абрамян

Политика