Властная идейная трансформация: исторический опыт и типология

Генетическую связь с ним имело русское революционное подполье. Старообрядцы составляли харизматическое ядро в воинстве Разина, Булавина, Пугачева. К ним, как к революционной силе, апеллировали лидеры российской оппозиции, начиная от Герцена и заканчивая Лениным.

А.И. Герцен намеревался создать в Лондоне старообрядческий церковный центр и возвести собор, роль старосты в котором отводил себе. Он вынашивал замысел связать старообрядчество с революционным движением интеллигенции, что пытался практически осуществить, установив связи с некрасовскими общинами. Для революционной агитации старообрядцев А.И. Герцен, Н.П. Огарев и В.Н. Кельсиев учредили издававшийся в Лондоне журнал «Общее вече». Вождь польской эмиграции кн. А. Чарторыйский вербовал диверсионные отряды из казаков-старообрядцев, с помощью которых предполагал поднять восстание в казацких регионах России [207] .

Принадлежность к старообрядческой культуре художника В.И. Сурикова нашла отражение в инфернализации императорской власти («Утро стрелецкой казни»), в апелляции к старой московской Руси и антиподам «антихристова трона» Романовых из раскольничьей среды – противостоятелям никонианству XVII в. («Боярыня Морозова»), а также стрельцам, казакам. Через религиозный фактор объяснение получает трансформация искусства от салонного «академизма», злоупотреблявшего сюжетами языческой мифологии, к реализму, пытавшемуся постичь основы народной ментальности, питаемые традицией старой веры. Становится понятным, почему миллионер-старообрядец П.М. Третьяков субсидировал работы В.И. Сурикова и других передвижников.

«Святая Русь», к которой апеллировали старообрядцы, погибла, утратив цельность бытия. Государство – «царство Кесаря» – стало выступать антитезой народа. Государственная правда («закон») и народная правда («справедливость») оказались противоположными понятиями. Произошел раскол не только Русской церкви, но и единой до того русской семиосферы.

Космополитическая культурная ориентация правящей элиты вступила в противоречие с национальной традицией народной культуры. Правящая элита симпатизировала западным учениям, народная Русь тайно или явно рассредоточивалась по раскольничьим общинам. «Русский порядок» – государство и официальная Церковь – содержали некоторые внешние аспекты бытия «Святой Руси», составившие консервативную традицию императорской России. «Русский бунт», утратив форму, сохранил отдельные внутренние стороны жизни «Святой Руси» и прежде всего – претензию на справедливость, создав преемственность революционной России.

Подпольная политическая семиосфера в Российской империи: альтернатива «красной революции»

Генезис наиболее известных символов «подполья» связан с международным революционным движением. Копировались европейские атрибуты революционности. Семиотически проигрывалась французская история. Для самой революционной Франции такую же роль играла история Древнего Рима. Отсюда постоянные аналогии: «русские якобинцы» – большевики, «русский Робеспьер» —

В.И. Ленин, «русская Шарлота Корде» – Фани Каплан, «русский Бонапарт» – Л.Г. Корнилов, «русский термидор» – сталинский идеологический поворот, «русские жирондисты» – кадеты, «русская Бастилия» – Петропавловская крепость, «русская Вандея» – мятеж крестьян в Тамбовской губернии и т. д. Красная семиотика революции – знамена, транспаранты, банты – это просто параллели с событиями Парижской коммуны. Модель Парижской коммуны была, как известно, взята В.И. Лениным за основу теории построения государства нового типа [208] .

Значимым символом стала, как известно, пентаграмма. Существует множество восходящих к глубокой древности ее трактовок. Получили хождение и конспирологические версии, как например, «морда Люцифера» (перевернутый пентакль) или «еврейская власть над миром» (с приходом Машиаха пентаграмма превращается в гексаграмму). Но для объяснения мотивов принятия знака большевиками принципиальное значение имеет контекст. А контекстом, как указывалось выше, являлась семиосфера Французской революции. Там красная пятиконечная звезда считалась символом бога войны Марса. Согласно древнеримскому преданию, покровитель «вечного города» Марс вырос из красного цветка лилии («лилия-мартагон», т. е. Марса родившая). Обращение к античной символике в противовес символике христианской было типично для Французской революционной семиосферы.

Как военная атрибутика пятиконечная звезда стала служить в качестве опознавательного знака отличия офицеров. В этом качестве она и была, по-видимому, воспринята в революционной России. Первоначально пятиконечная красная звезда использовалась исключительно в рамках символики новой революционной армии. Впервые, по приказу военного министра Временного правительства А.И. Гучкова, она появляется на кокардах в ВМФ [209] .