Властная идейная трансформация: исторический опыт и типология

На первой стадии происходит разрушение предыдущего единого семиотического поля политической культуры соответствующего государства. Формируется альтернативная политическая семиосфера. Допущение властью такого семиотического раскола поддерживает созревание революции. Лишаясь национальной универсальности, властная семиосфера лишается и своей легитимности. Создается субкультура подполья, захватывающая в свою орбиту все более значительную часть общества. Официальная субкультура при наличии такой дихотомии обычно проигрывает.

Следующей стадией семиотической инверсии является культурная изоляция власти. Ее символика уже никем (или почти никем) не признается и не воспринимается в категориях сакральности. Прежние властные символы облекаются в формы гротеска. Один из компонентов почвы для революции – готов. При готовности остальных необходимых компонентов далее вопрос остается за малым – технологической операцией смены властной элиты.

Российская история дает ряд примеров формирования альтернативной политической семиосферы. Сообразно с несекулярным типом организации средневекового русского общества в XVII столетии был выработан преимущественно религиозный формат контркультуры [191] . Это совпадает с европейской практикой выстраивания народно-еретической семиосферной альтернативы [192] . С позиций обретения истинного христианского учения отрицалась легитимность официальной Церкви и государственной власти. Они, встав будто бы на ложный путь, лишались благодати Божьей. Истинная же Церковь, община верующих, вновь, как и в апостольские времена, ушла в катакомбы.

При выстраивании альтернативной политической семиосферы предполагается решение двух основных политических задач. Во-первых, необходимо идентифицировать «своих». Каждый, принимающий мир альтернативы, принимает и ее отличительные символы – знаки принадлежности. Принятие этого знака есть отречение от бытия в рамках официальной семиосферы. Такие опознавательные знаки для «своих», свидетельствующие о принадлежности к миру политической альтернативы, использовались еще в глубокой древности. Восстания «краснобровых» и «желтых повязок» в Китае получили, как известно, свои наименования по соответствующим альтернативным символам. Власть Синего неба, семиотически связанного с династией Хань, закончилась – учили идеологи мятежа. Наступает эра Желтого неба, которая будет временем всеобщего благоденствия. Принятие грядущей новой жизни символизировали желтые повязки, позволявшие восставшим дистанцироваться от ханьцев. Сравните это с оранжевыми шарфами ющенковцев и символикой голубого цвета сторонников Януковича на Украине.

Причастность к семиосфере политической альтернативы закрепляется также посредством собственных ритуалов. Типичным проявлением такого ритуала в рамках рабочего социалистического ритма являлись ежегодные первомайские и ноябрьские демонстрации. Устанавливались персонифицированные образцы для подражания. Эта установка достигалась посредством формирования собственного пантеона героев. Принципиальное требование состояло в исключении из него персоналий официального культа. Радищев, декабристы, петрашевцы, Белинский, Герцен, Чернышевский, первомартовцы – все эти хрестоматийные фигуранты отечественного исторического процесса в учебниках Российской империи отсутствовали [193] . Их деятельность в то время рассматривалась как альтернативная версия отечественной истории в семиосфере русского революционного подполья. Только после победы Октября бывшие «подпольные герои» приобретают официальный статус.

Признаком принадлежности к альтернативной семиосфере мог выступать и внешний вид адепта. Символами политической оппозиционности становились одежда, обувь, прически. Так, в период Французской революции в качестве аллегории свободы стал использоваться так называемый «фригийский колпак». Согласно принятому объяснению, правом ношения его обладали с римских времен только свободные люди. Получавший свободу раб приобретал и право ношения фригийского колпака. Запрет французских властей на ношение этого головного убора только укрепил его популярность. В конце концов, во время захвата королевского дворца санкюлотами Людовик XVIII вынужден был надеть на себя поданный ему на пике красный колпак свободы. Фактически это уже означало гибель монархии [194] . (Сравните с современным движением синих ведерок в России).

В рамках альтернативной семиосферы формируется собственный терминологический аппарат. Язык «подполья» отличается от принятого в обществе разговорного языка. Использование специфических языковых конструкций также есть способ идентификации «своих», своеобразный пароль причастности. Особенно важна установленная форма обращения и приветствий единомышленников. «Свои» должны приветствоваться иначе, чем это принято в мире доминирующей системы. Отсюда принятие в революционной семиосфере обращения «товарищ» как альтернативы слову «господин». Фашистское приветствие – правая рука, вскинутая вверх – из того же семиотического ряда [195] .