Влечение

Я была потрясена. Макс был превращен в того, кто стал причиной смерти его матери! Из одного лагеря его силой перетянули в другой! Какой ужас!

– Я же говорил, мы совершенно иные. – Леониду Леонидовичу доставляла видимое удовольствие моя растерянность. – Вы пытаетесь объяснить мой поступок своей жалкой человеческой моралью. Но уверяю вас: если бы Макс остался человеком, он бы сошел с ума от своего горя. Он бы всю жизнь мучился и мучил других. Он бы обвинял себя в том, что произошло. Он бы начал на нас охоту и в конце концов погиб в руках какого-нибудь вампира, потому что не все мы настолько терпеливы, и если нас очень настойчиво ищут, мы приходим. А он мог покончить с собой, что, по вашей морали, страшный грех.

Да, да, что-то подобное говорила Катрин. Что Макс склонен к самоубийству. Склонен?

– Но вы ошиблись! – с горечью произнесла я. – Макс стал не простым вампиром.

– Порой я забываю, кто вы… – тихо откликнулся Леонид Леонидович. – Да, я не думал, что в Максе останется столько человеческого. Он не успокоился. Он не дал нам уничтожить всех Смотрителей, вынудил нас уехать.

Ага, и они отправились в Париж. Там-то все и началось.

– Если он вам так мешает… – пробормотала я.

– Вновь человеческая мораль! – Кажется, Леонид Леонидович начинал сердиться. – Если уничтожать каждого неугодного, то от вампиров ничего не останется. Он обрел свою силу и смирился. Быть вампиром много выгодней, нежели человеком, открываются безграничные возможности. И главная – наблюдать за тем, как течет время, как оно меняет все вокруг, видеть, что становится с человеком. Мы можем сравнивать. Сравнивать и наблюдать за тем, как человек на ощупь движется там, где мы идем в открытую.

– Вы уверены, что Макс успокоился?

– Успокоился. Я дал ему все – он мог заниматься музыкой, он объездил весь мир, побывал во всех музеях! – Леонид Леонидович глубоко вздохнул и вновь уставился на воду. Мне показалось, что ему скучно со мной говорить. – Не обольщайтесь. То чувство, которое вы в нем рождаете, вовсе не любовь. Вампиры вообще не способны никого любить, кроме себя.

Я во все глаза смотрела на своего собеседника и понимала, что относительно себя он прав. Находящееся рядом со мной существо действительно не способно любить. Даже к Максу у него был какой-то свой интерес, а не любовь. А вот насчет воспитанника он ошибался. В чувствах Макса я не сомневалась!

– Нет, это не любовь. – Леонид Леонидович легко ронял слова, и они тяжелыми камнями уходили в землю. – По крайней мере не любовь в людском понимании. Ему вас жалко. Жалко, как любого Смотрителя, который встает у нас на пути. Он вас спасал, как спасал бы свою мать, будь у него такая возможность.

Я не смогла сдержать улыбку и хмыкнула. Моя реакция не ускользнула от Леонида Леонидовича, и он нахмурился.

– Жаль, что вы мне не верите, но дело обстоит именно так. Я предупреждал, что с Максом сложно, он в любую секунду готов на сумасбродство. Он даже с вами познакомился только для того, чтобы разозлить нас. Клан недоволен. Если вы не расстанетесь, у Макса будут большие неприятности. Вы же не хотите, чтобы он погиб?

Треньк… Мир рушился, заскрипело треснувшее стекло, посыпались осколки. У меня на глазах темнота стала смывать с леса зеленые краски, оставляя после себя серость. Озеро померкло. Пригнулись, готовясь к чему-то страшному, ветки кустов.

– Кто же его убьет? – прошептала я, силой отгоняя от себя тут же вставшую перед глазами картинку: кладбище, застывшие фигуры вампиров и распростертое на камне тело.

– Его убьете вы. – Слова бухнулись в землю, я подобрала ноги, чтобы меня не задело. – Вы будете тянуть его к себе, но он же не может разорваться между вами и своей сущностью.

Леонид Леонидович сделал молниеносное движение, и у него на пальце появилась цепочка. Тускло отозвался на убегающий свет серебряный крестик. Тот самый, что я когда-то давно брала с собой на кладбище. Он лежал у меня в кармане.

– Страдание. Любое живое существо убивает страдание. Кстати, чисто человеческое качество. Вампиры его лишены. Но если очень захотеть, то можно вспомнить, как это бывает. Не так страшна физическая смерть, как убитое желание жить. А дальше дело техники, физическая смерть после моральной не так страшна. Сгореть на солнце, отказаться от еды, лишиться своей силы… – Леонид Леонидович спрятал крестик в кулаке, подержал его там секунду и на раскрытой ладони протянул мне. – От вас зависит его судьба. Вы же понимаете, что Смотрители не отстанут. Они фанатики, сумасшедшие, вбившие себе в голову, что все могут. Даже если мы отсюда уедем, Макс останется. Он решил, что обязан вам помогать. А значит, Смотрители рано или поздно выйдут на него. Это будет равносильно смерти. Ваши отношения обречены.

Я глянула на красивые белые руки Леонида Леонидовича, на синюшное полукружье его ногтей, на тонкие прожилки под матовой кожей. Ничто не говорило о том, что это тело живо, но оно двигалось, говорило, решало чужие судьбы.

Я взяла крестик. Он был холодный. Холодный, как только что произнесенные слова.