Здесь тоже был свой лебедь. Но другой — тотем половецкий.
Всё накрыл… Поганые…
И вот Олешье — последнее окошко.
Ростик — великий князь киевский Ростислав Мстиславич — велел полкам собираться. Пойдут киевские дружины в лодейный поход. Пробивать очередное окно в Европу. Точнее: хотя бы проход до следующей двери — до Босфора. Так ведь и Пётр дырку недалёкую прорубил — только до Зундов.
И мой идёт, Хотеней Ратиборович. Со своей боярской дружиной. Подарков, поди, привезёт. А, может, и нет — какие с разбойников прикрасы? Живой бы вернулся… А то… А то мне тогда — хана безвариантная.
«Княжна персиянская» боярыне в хозяйстве не нужна. А вот малёк, который её изображал — просто опасен.
Дело-то задумано как обман одного из княжьих ближников.
Ножом по горлу. Как кузнеца. Или в куль да в воду — Днепр вот он. Получается, что мне не только надо Хотенея как-то особенно ублажить, а ещё и чтоб он живым из похода вернулся.
Молиться, что ль, начать? Или с ним в поход напроситься? А толку? В сече мечами махать — от меня пользы… Разве что по дороге занятие будет — «снимать напряжение с чресл молодеческих». Ага, на лодии полной гребцов…
Хотеней пропустил одно воскресенье: «Ой там такой спор из-за межей был! Говорят, аж до крови смерды сцепились. Кабы не господин — поубивались бы». Потом второе: «в Вышгород ускакал. Лодии там добрые есть для похода и недорого».
Я ждал и учился. В кириллице 43 буквы. «Буки» с «ведями», как я когда-то боялся, складывать не придётся, поскольку у «буки» числового значения нет. Разве что, «веди» с «глаголем». Или с юсом малым. Вы «большой йотированный юс» представляете? Во-от… А здесь этим пишут.
А потом вдруг прибежала служанка:
— Княжну персиянскую господин к себе требует! Бегом!
— Куда?!
— Дык… в баню. Хи-хи. Быстро. Хи-хи…
Сборы по тревоге. Короткий спор: одевать чулочки или нет? — Да. «Лучше перекланяться, чем недокланяться» — давняя русская мудрость. Никаб на голову и рубаху подлиннее на плечи под паранджой. Юлька корчажку со смазкой в руки суёт, Фатима за шиворот тянет, служанка хихикает да подгоняет.
На случку — бегом. Резвенько-резвенько…
Добежали до бани, вдох-выдох, под взглядами пары ухмыляющихся мужиков — сам-один внутрь, в предбанник.
Оп-па… А там полно народу, человек 15. Все уже выпившие, разгорячённые. Они тут что, групповуху задумали?! На мою тощую задницу?!
Ё! Мы ж так не договаривались…
Ванька! Ты здесь рабёныш, с тобой никто ни о чём и никогда договариваться не будет.
— А, вот она, княжна персиянская, которая самому Хотенею уд заворотила!
— Не заворотила, а на место пришила. Это у него прежде завернут был, только до дерьма и доставал, а теперича и до матки достанет.
— А чем же она шила-пришивала? А покажи-ка нам, Хотеней, где у ей напёрсточек такой волшебный. Гы-гы-гы, га-га-га…
Вроде, не Хотенеева задумка. Над ним смеются, остроумничают. Только плохо — меня непрерывно крутят, вертят, дёргают. Паранджа сразу сбилась, ничего не видно, как кот в мешке.
Если они сейчас мне паранджу с рубахой на голову задерут, а у меня дальше не штаны, а эти мои «чулочки» на идиотской ленточке-поясе… С большим бантом сзади. И с не очень большим, но весьма однозначно выразительным хозяйством спереди…
Тогда — абзац и песец. Сразу.
А эти-то всё круче, уже и ущипнуть лезут, и прижать пытаются, лапают. Такое чувство, что с десяток мужских рук… со всех сторон… по всему телу… как в паутине…
И лезут, и лезут. Щупальцами своими. Шаловливыми.
Ну, положим, в этом пыльном мешке много не нащупаешь. И к шалостям я…
Рука сунулась под паранджу, за живот ущипнуть. Ну, я по ней и врезал. Айкидошно, костяшками кулака в кость. Попал удачно.
Тут с меня паранджу и сдёрнули. А вот и облом вам, православные, на мне ещё никаб есть. И он-то у меня прямо к ошейнику привязан. Как та шапка у казака:
Ясное дело: нету у меня в головном платке никакого… доноса «Царю Петру от Кочубея». Но сдёрнуть — только «с головою». Хоть какая-то польза от ошейника рабского. И рубаху сам выбирал — до лодыжек. Для пролонгирования, так сказать, процесса.
Паранджу сорвали — теперь хоть вижу обстановку. Хотеней — в углу, в него какой-то чудик с длинной белой бородой вцепился. Разговоры разговаривают. А Корней рядом со мной стоит, руки в боки — улыбается. Сволочь. Хоть бы вступился — господин-то у нас один. Остальные — кто Хотенеев разговор слушает, кто на меня смотрит. Двое возле меня — один чадру разглядывает, другой просто глазами лупает.
Я к Хотенею шаг — ещё один с лавки встаёт, ухмыляется. Нехорошо так зубы скалит. Однозначно. Похоже, я тут серьёзно попал.
А не играли вы ребята в регби. Влево-вправо, вперёд и в бок. И рыбкой — под стол.
Здесь почти все столы на козлах. Чуть не убился плечом об перекладинку нижнюю. Больно, синяк будет.