С «Хеннеси» проблем не было. Ожидаемый и приятный вкус, букет, послевкусие… А вот с красавицей… Обычно она весела, забавна, игрива. А тут как с цепи сорвалась. То ли — приближаются «критические дни», то ли наоборот — «не начинается». Слово за слово. Потом — в крик, потом в слезы. Я этого не люблю, я с этого скучаю.
Короче, в 4 утра хлопнул дверью моей «тэтэшки» и пошёл в Питер. Домой, к любимой жене, на любимый диван, за любимый комп. Естественно — придавил. А чего не давить, если дорога пустая? А то, что есть — навстречу. «Я туда, а все обратно». Все нормальные — из города на природу, а я — наоборот, из природы на диван.
Киевское шоссе — неширокое, и с разметкой там местами… Но — мне не жмёт. Никто не мешает — дави и дави. До 200 я не дожимал, но близко.
На Киевском есть такое местечко — Никольское. Там поворот, от меня — вправо. Через пару километров, если свернуть — дурка имени Кащенки.
В начале 80-х туда из Крестов на принудиловку сунули одного моего школьного товарища. Разок я к нему приезжал. Как выглядит здоровый молодой мужик после медикаментозного вмешательства соответствующего госучреждения — одного раза посмотреть хватит. Спустя много лет он мне как-то рассказал, как это посещение выглядело с той, с его стороны. Со стороны физически и психически здорового человека, которого ежедневно накачивают лекарствами от несуществующего заболевания, а потом форсировано обкалывают ударной дозой и ставят перед родными и близкими. А он, всё адекватно понимая, даже «мяу» сказать не может. Только плачет.
И дальше там же:
Пушкин, однако! Ну так он же гений… Короче, по-нашему, по-пролетарски:
Дурдом — это не дом для дур, это дом где разбивают. И сердца, и души, и тела, и головы. И жизни человеческие…
Вот из поворота со стороны этого дома, около 5 утра на Киевское шоссе вылетел трейлер с одиноким морским контейнером на платформе. И встал поперёк. У меня было где-то под 160. Дистанция приличная, видимость нормальная, я начал тормозить. Крепко, но без фанатизма. Что б ни в кювет, ни в оверкиль. Оно мне надо? Даже если сам без последствий — а во что ремонт станет? А побегать по «слугам народа»? Да одного ОСАГО с его процедурами…
По встречке шла колонна бензовозов. Коротенькая — 2 или 3 цистерны. В разрешённом скоростном режиме. Профи. Первый чётко положил себя в правый от себя кювет. А вот второй пошёл влево, уклоняясь от столкновения с трейлером, но не дотянул до съезда в поворот и врубился цистерной в платформу.
От удара платформа наклонилась мне навстречу. Контейнер (незакреплённый?! Придурки!) поехал, дверки распахнулись, и оттуда хлынула какая-то мутно-зелёная жидкость. Я ещё успел удивиться: жидкие отходы из дурдома в морском контейнере? Или там ещё какая-то тара внутри была? И по мокренькому врубился в створ полуоткрытых дверок полупустого полуупавшего контейнера.
Последняя картинка: ранее утро, голубое небо с редкими белыми барашками облачков, солнышко такое ласковое нежаркое встаёт, воздух чистый, мне навстречу катится вал жидкого дерьма серо-зелёного цвета, а за ним поднялась и разрастается в обе стороны стена жаркого, жирного от углеводородов, пламени.
Всё.
Вывод?
Вывод проще некуда: Я — УМЕР.
Глава 4
Некоторое время я обкатывал эту мысль. Как там по Беллману: «если не использовать наилучшим образом то, чем мы располагаем сейчас…»? А чем мы располагаем? В предположении состоявшейся собственной смерти…
Взгляд бездумно скользил по окружающей обстановке. Лучина прогорела и потухла. На дальнем её конце сидел здоровенный таракан, шевелил усами и внимательно разглядывал тонкую струйку дыма. «Местный пожнадзор не дремлет». Ещё два таракана поменьше забрались на край оставленной на столе миски с моим недоеденным силосным бульоном. «А вот и бабы по воду пошли». Как-то это не совмещается с понятием «загробная жизнь». Ни в каком известном варианте.
Понятно, люди придумали большую, туеву тучу разных теологических схем. «Камасутра», например, описывает чуть больше сотни способов взаимодействия мужчины и женщины. И всё. Поскольку все варианты должны соответствовать набору реально существующих ограничений. Анатомия, физиология, земное притяжение, наконец.
Количество вариантов взаимодействия человека и бога существенно больше. Поскольку ограничено только человеческой фантазией. Тоже — множество. И счётное, и ограниченное. Но — сильно помощнее.
«Прибегает апостол Пётр к Господу:
— Господи, к тебе опять атеисты.
— Надоели. Скажи им, что меня нет».
Опять ёрничаю? Боюсь?
Боюсь… Да. Страшно признать: «я — умер».