Влияние ипотеки на личную жизнь

– Нашла пьяного. Ты меня хоть раз пьяным видела?

– Нет. И не хочу.

– И не увидишь, обещаю. – Он махнул рукой официанту и заказал водки себе и вина Стелле. – У нас есть, что обмыть. Вот! – Он достал из кармана плоскую коробочку и поставил её на стол.

«На кольцо не похоже», – мысленно обрадовалась Стелла. Нет, она не кокетничала сама с собой, просто пока ещё не была готова, а вот потом возможно. Потом, да! Как он и говорил, всем девушкам надо колечка и Мендельсона. Вот когда она в него влюбится, ей, скорее всего, как и любой нормальной женщине этого захочется, но пока нет. Стелла прислушалась к себе, а вдруг? Но нет. Точно нет!

– Тебе дали медаль или орден? – поинтересовалась она, разглядывая коробку.

– Это тебе. Открывай.

– Зачем? – Стелла инстинктивно отпихнула от себя коробку.

– Что за дурацкий вопрос? – Он придвинул коробку назад. – Посмотри, хотя бы.

Стелла открыла коробку, там лежали симпатичные часики и посверкивали бриллиантами.

– Надевай! Размер должен подойти. Там браслет специально для тебя подогнали.

– А как ты размер-то определил?

– Легко! – Большим и указательным пальцем он взял запястье Стеллы в кольцо. – Надевай, не томи.

– Это, наверное, очень дорого.

– Не так дорого, как кажется. Контрафакт.

– Опять конфискованный?

– Тебе какая разница?

– Может, и никакой. – Стелла надела часики, уж очень велико было искушение.

Она ведь нормальная женщина, выросшая в переходный период между социализмом и капитализмом. Это там, в социализме, гордая комсомолка ни за что не приняла бы такой подарок от классового врага. Или приняла бы? По этому вопросу необходимо с мамой посоветоваться. Мама как-то рассказывала, как гордые комсомолки спали с финскими лесорубами, чтобы те увезли их подальше от социалистического рая, это в лучшем случае, а то и просто отдавались за подарки в виде колготок, тампонов, жвачки и джинсов.

И ещё. Конфискованные часики – это ж не уворованные. Она вспомнила мамин рассказ про то, как папа покупал ворованный приёмник, и как ему это боком обошлось. Поэтому на всякий случай решила уточнить:

– Конфискованный и ворованный не синонимы случайно?

– Случайно нет. Я же купил. По закону всё! Есть такой закон, по которому конфискованные товары могут продаваться населению. Выручка изымается в пользу государства.

– Интересный какой закон? А ты, значит, население. И где ж это магазины, которые этими конфискованными товарами торгуют?

– Где надо, там и есть. Ты в одном таком была. Помнишь, платье тебе покупали?

– Я думала, это склад.

– Да, какая разница? Чего ты как Навальный и компания, ей Богу! Тебе хоть нравятся?

– Очень. Красивая вещь. Мне из-за неё по башке в тёмном переулке не дадут?

– Не посмеют. Забыла? Все думают, ты моя невеста. – Он поцеловал её в ладонь.

– Так это в органах твоих так думают, а преступники откуда знают?

– Это приблизительно одни и те же люди.

Надо сказать, после ужина прокурор, выпивший триста граммов водки, выглядел абсолютно трезвым, прекрасно вёл машину и довёз Стеллу до своего дома в целости и сохранности.

– Всё равно, пить за рулём ни в коем случае нельзя! – сказала Стелла, заходя в квартиру. – Говорят, правила дорожного движения написаны кровью.

– Да ты зануда?!

– Нет. Зануды – это в основном бухгалтеры. Финансовые директоры в большинстве случаев авантюристы. Однако! – Стелла подняла указательный палец кверху. – Некоторые законы необходимо соблюдать.

– Ну, некоторые я соблюдаю. А некоторые нет. – Он захохотал, стал целовать Стеллу и снимать с неё одежду, пока она не оказалась в одних часиках. Стелла не возражала.

На следующий день, когда он привёз её на дачу, она продемонстрировала новые часы родителям и сыну.

– Клёво! – сказал Платон и умчался играть в футбол с ребятами.

– Серьёзная заявочка, – одобрительно заметил отец.

– А как же политические противоречия? – поинтересовалась мама.

Стелла пожала плечами. Все политические противоречия странным образом куда-то улетучились.

Как же всё-таки человек примитивно устроен. Пока он сыт, обут, имеет крышу над головой и какую-никакую уверенность в завтрашнем дне, вопросы свободы и демократии его не волнуют. Вернее волнуют, но скорее всего как-то теоретически. Это где-то там, у стариков нет денег на лекарства, или этих самых лекарств нет в аптеках. Где-то далеко без врачебной помощи умирают дети, где-то в школах малограмотные учительницы вбивают ученикам в голову свои примитивные взгляды. Какие-то другие люди не могут найти работу в соответствии с образованием и квалификацией. Каких-то посторонних людей выселяют из квартир из-за невозможности выплатить ипотеку. Чьих-то чужих детей унижают в армии и сажают в тюрьму. У кого-то другого перед домом устраивают мусорную свалку или закапывают радиоактивные отходы. Чего волноваться? Ведь тебя лично это не касается. Пусть этим политики занимаются, у них работа такая. Ага! Но стоит только чуть-чуть задеть вот это вот личное отлаженное обустроенное пространство…