Ни Неаполитанское королевство, ни Австрия не решились действовать открыто в пользу папы, но оба эти государства были крайне недовольны поступком Франции. Никогда, даже под предводительством Бонапарта, не подходили французские войска так близко к королевству Обеих Сицилии, значение которого для общего дела континентальных государств вследствие его географического положения ясно сознавалось Европой. Но если Неаполь, с одной стороны, благодаря местонахождению своему на краю полуострова, представлял серьезную опасность для фланга и тыла французов при их военных операциях в верхней Италии, то, с другой стороны, это самое положение, не позволявшее ему получать поддержку, иначе как только с моря, было источником его слабости, так как он попадал при этом в зависимость от союзников. Это особенно чувствовалось в феврале 1798 года, когда британский флот после годового отсутствия все еще ничем не заявлял о намерении возвратиться в Средиземное море, а суда, сопровождавшие Бонапарта в Египет, еще находились в Тулоне. Последние, вне всякого сомнения, были бы посланы действовать против Неаполя, если бы он вступился за Рим. Бурбонское королевство поэтому затаило свою досаду, но при этом сошлось ближе с Австрией, которая, вдобавок к обиде, нанесенной папе, имела еще и собственные причины недовольства вследствие занятия французами Швейцарии и перемен, произведенных агрессивными действиями республиканского правительства в политическом состоянии континентальных государств. Действия Директории в продолжение европейского мира 1797 и 1798 годов можно поставить в параллель с теми действиями Бонапарта через четыре года после того, благодаря которым положение вещей, созданное Амьенским миром, уже не могло продолжаться. С меньшими ловкостью и энергией ею велась такая же коварная, предательская и настойчивая агрессивная политика под видом самозащиты и уступки народным требованиям, которая усиливала могущество Франции за счет других государств. Как раз в это время в Вене случился инцидент, чуть не вызвавший войны и едва не остановивший Египетскую экспедицию. Когда Бонапарт в апреле 1797 года вступил в Германию, венская молодежь целыми массами предлагала свои услуги для защиты отечества. Годовщина этого события в апреле 1798 года была ознаменована публичной демонстрацией, в ответ на которую французский посланник поднял трехцветный флаг. Разъяренные этим вызовом толпы народа ворвались в посольство и разгромили его. Возбуждение с обеих сторон достигло при этом таких размеров, что приготовившимся к отплытию французским войскам в Тулоне и других портах было приказано остановить посадку на суда, и сам Бонапарт был в качестве уполномоченного отправлен в Раштадт. Император представил успокоительные объяснения, и инцидент окончился благополучно. Тем не менее, как говорит французский историк, «отношения между Австрией и Францией начали ухудшаться».
Россия в это время была выведена из своего выжидательного положения, продолжавшегося со смерти Екатерины II, такой же политикой, которая привела Соединенные Штаты к псевдовойне с Францией в 1798 году. Декретом французского законодательного собрания был признан законным захват всякого нейтрального судна, на котором находится не только британский груз, но даже и какие бы то ни было товары британского происхождения, хотя бы они и принадлежали нейтральным государствам. Этот декрет применялся специально и к Балтийскому морю. 12 января 1798 года была издана декларация, которая гласила, что «если какому-либо судну с английскими товарами, какой бы нации оно ни принадлежало, будет позволено пройти через Зунд, то это будет считаться за формальное объявление войны французской державе». Хотя такое извещение и было направлено непосредственно против Швеции и Дании, как государств, владевших берегами Зунд а, но оно все-таки возбудило неудовольствие как со стороны нейтральных государств, так и со стороны русского царя. 15 мая последний приказал двадцати двум линейным кораблям и двумстам пятидесяти галерам отправиться в Зунд для защиты торговли вообще от притеснений Директории.