Влияние морской силы на историю

Гибралтар был в самом деле тяжелым бременем для английских операций; но державшийся за него национальный инстинкт был справедлив. Ошибка английской политики состояла в попытке ее удержать столь много других пунктов на суше, пренебрегая в то же время быстротой сосредоточения сил для нападения на отдельные отряды союзных флотов. Ключ к положению был на океане; большая победа там разрешила бы все другие спорные вопросы, но невозможно было одержать большую победу, пытаясь повсюду поддерживать видимость могущества[162].

Северная Америка была для Англии еще более тяжелым бременем, чувства нации по отношению к ней, без сомнения, были ошибочными: гордость, а не мудрость поддерживали эту борьбу. Каковы бы ни были симпатии к американцам отдельных лиц и классов в союзных нациях, правительствами их американское восстание ценилось только как ослабление Англии. Операции в Америке зависели, как было показано, от господства над морем, и попытки удержания этого господства отвлекали большие отряды английских кораблей от борьбы с Францией и Испанией. Если бы тогда можно было рассчитывать, что успешная война вновь сделает Америку тем, чем она некогда была, т. е. горячо привязанной к Великобритании колонией, прочной базой ее морской силы, то эта война была бы достойна и гораздо более великих жертв; но это было уже невозможно. Однако, хотя Англия потеряла из-за собственных ошибок преданность колонистов, которая поддерживала и обеспечивала ее власть в их портах и на морском берегу, у нее оставались еще в Галифаксе, на Бермудских островах и в Вест-Индии достаточно сильные военные станции, уступавшие как морские базы только таким сильным портам, которые окружены дружеской страной, великой по ресурсам и населению. Отречение от борьбы в Северной Америке усилило бы Англию гораздо более, чем союзников; при сложившемся положении дел ее большие эскадры всегда находились там под угрозой того, что неприятель осилит их внезапным нападением с моря, как это и случилось в 1778 и 1781 гг.

К оставлению надежды на удержание Америки, как безвозвратно потерянной, – ибо никакое военное подавление военной силой не смогло бы возвратить старой преданности, – должно бы было присоединиться отречение на время от всякого военного мероприятия, которое мешало концентрации сил, если оно не увеличивало ее могущества. Удержание большей части Антильских островов подходило под это определение, ибо окончательное завладение ими обусловливалось морской кампанией. Тогда удалось бы сберечь для Барбадоса и С.-Лючии, для Гибралтара, а может быть, и для Маона такие гарнизоны, которые предохранили бы от посягательств неприятеля все эти владения до тех пор, пока не закончилась бы борьба за гегемонию на море; и к ним могли бы быть прибавлены одна или две жизненно важные позиции в Америке, подобные Нью-Йорку и Чарлстону, которые следовало удерживать до тех пор, пока были бы даны гарантии такого обращения со сторонниками Англии, какого она должна была требовать ради сохранения своей чести.

Освободившись, таким образом, от лишнего бремени, Англия могла бы затем приступить к сосредоточению своих сил для наступательных целей. Шестьдесят шесть линейных кораблей у берегов Европы, – половина перед Кадиксом и половина перед Брестом, – с резервом на родине для замещения поврежденных кораблей, далеко не истощили бы сил английского флота; и что таким флотам не пришлось бы сражаться, может быть не только сказано нами, имеющими перед собой всю историю, но могло быть понято и теми, которые наблюдали за тактикой д’Эстена и де Гишена, а позднее и де Грасса. А если бы даже и такое рассеяние сил было сочтено желательным, то можно было бы ограничиться сорока кораблями перед Брестом, оставив, таким образом, море открытым для испанского флота, если бы он пожелал помериться с остальной частью флота английского, чтобы решить вопрос об обладании Гибралтаром и Маоном. Зная то, что мы знаем теперь о сравнительных достоинствах этих двух противников, мы не можем сомневаться в том, каков был бы результат. И Гибралтар, вместо того чтобы быть бременем для Великобритании, сделался бы для нее элементом могущества, каким он часто был до и после тех дней.