Влияние морской силы на историю

Положение, занятое кораблем Сюффрена и кораблем Hannibal, позволявшее им стрелять обоими бортами, другими словами, в полную силу, было выбрано превосходно. Он, таким образом, полностью воспользовался преимуществом, какое дали ему неожиданность и беспорядок в эскадре неприятеля. Этот беспорядок, согласно английским отчетам, вывел из боя два пятидесятипушечных корабля – обстоятельство, которое, не делая чести Джонстону, подтвердило правильность стремительной атаки Сюффрена. Если бы он получил помощь, на которую, по всем данным, был вправе рассчитывать, то уничтожил бы английскую эскадру. Но и без этого он спас Капскую колонию при Порто-Прайя. Неудивительно поэтому, что французский двор, несмотря на свою традиционную морскую политику и на дипломатические затруднения, причиненные ему нарушением португальского нейтралитета, сердечно и великодушно признал энергичность действий Сюффрена, которую он не привык видеть в своих адмиралах.

Говорили, что Сюффрен, который имел случай наблюдать осторожные маневры д’Эстена в Америке и служил во время Семилетней войны, приписывал отчасти неудачи, понесенные французами на море, той их тактике, которую он заклеймил названием покрывала робости, но что результаты боя в Порто-Прайя, по необходимости начатого без предварительного соглашения между командирами кораблей, убедили его, что система и метод приносят свою пользу[167]. Конечно, его тактические комбинации впоследствии были более высокого порядка, особенно в его первых сражениях на Востоке (ибо в позднейших сражениях он, кажется, опять отказался от них под влиянием разочарований, вызванных недоброжелательством или заблуждениями его капитанов). Но его великая и выдающаяся заслуга состоит в ясности, с которой он признал, что флоты Англии, как представители морской силы ее, были настоящими врагами морского могущества Франции и что флоты последней должны были атаковать их всегда, когда имелось хотя бы относительное равенство сил. Далекий от того, чтобы быть слепым к значению тех конечных целей, которым деятельность французского флота постоянно подчинялась, он тем не менее видел ясно, что путь к обеспечению этих целей состоял не в сохранении своих кораблей, но в уничтожении кораблей неприятеля. Нападение, а не оборона было путем к морскому могуществу в его глазах, и это могущество представлялось ему также и средством приобретения влияния на суше, – по крайней мере в странах, отдаленных от Европы. Он имел мужество принять эти воззрения английской политики после сорока лет службы во флоте, принесенном в жертву противоположной системе; но он присоединил к практическому применению этих воззрений метод, которого не находил ни у одного английского адмирала своего времени, – за исключением, может быть, только Роднея, – и бо́льшую пылкость, чем у последнего. Тем не менее образ действий, которому он следовал, не являлся только вдохновением момента; он был результатом ясных воззрений, которых Сюффрен держался всегда и которые неоднократно выражал. Его природная пылкость соединялась, однако, с упорством глубокого убеждения. Так, он писал д’Эстену после неудачной попытки уничтожить эскадру Баррингтона в С.-Лючии, жалуясь на недостаток матросов у него самого и на других кораблях, с которых люди были высажены для атаки английских войск, что:

«несмотря на малые результаты двух канонад 15 декабря (направленных против эскадры Баррингтона) и неудачу, которую потерпели наши сухопутные силы, мы тем не менее можем надеяться на успех. Но единственное средство достигнуть его заключается в энергичном нападении на враждебную эскадру, неспособную, при нашем превосходстве, сопротивляться нам, несмотря на ее береговые батареи, действие которых будет нейтрализовано, если мы сцепимся с ее кораблями или бросим наши якоря на их буйки. Если мы будем медлить, она может уйти… Кроме того, пока наш флот не укомплектован полностью экипажем, он не в состоянии ни плавать, ни сражаться. Что случилось бы, если бы прибыл флот адмирала Байрона? Какова была бы судьба кораблей, не имеющих ни экипажей, ни адмирала? Их поражение вызвало бы потерю армии и колонии. Уничтожим же эту эскадру, и тогда неприятельская армия, терпя недостаток во всем и находясь в стране, где борьба сопряжена с большими трудностями, будет вскоре принуждена сдаться. Тогда, если Байрон придет, мы будем рады его видеть. Я думаю, нет необходимости указывать на то, что для этой атаки нам нужны люди и планы, хорошо согласованные с теми, кто будет выполнять их».

Сюффрен осуждал также д’Эстена за то, что он упустил случай взять в плен четыре корабля эскадры Байрона, выведенные из строя в сражении при Гренаде.