Влиятельные семьи Англии. Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны

Таким образом, будучи генеральным прокурором Палестины, Норман Бентвич работал на знакомой территории, но для еврея это был неудачный пост. Арабы не доверяли ему как сионисту, англичане – по крайней мере подчиненные – как еврею, а евреи – как англичанину. Его коллега сэр Рональд Сторрс, губернатор Иерусалима, сочувствовал его трудному положению: «Ничто на свете не убедит арабов в беспристрастности и чистоте его решений. „Это невозможно, – сказали бы они. – Чем лучше из него сионист, тем хуже генеральный прокурор”. Некоторые британские коллеги соглашались с тем, что его положение очень деликатное, притом что сионисты резко критиковали его за чрезмерную умеренность».

В феврале 1932 года он прочел вступительную лекцию в качестве профессора по международным отношениям в Еврейском университете на тему «Иерусалим – город мира». Только он успел набрать в легкие воздуха и произнести первые слова, как поднялся шум. Прошел год с тех пор, как он занимал государственную должность, но у евреев долгая память, и многие студенты считали, что он слишком уж старался угодить арабам в ущерб евреям. Раздались возгласы, крики, ругань и лозунги; в воздух взлетели бумаги, взорвались вонючие бомбы. Университетские власти попытались восстановить порядок, но без успеха, и в конце концов вызвали полицию. Хулиганов выставили вон, и Бентвич с вооруженными охранниками по обе стороны и штыками, установленными в конце зала, вернулся к своим размышлениям об «Иерусалиме – городе мира».

Доктор Бентвич постоянно разрывался между Лондоном и Иерусалимом и замечательно воплотил этот конфликт в придуманном им экслибрисе. На одной стороне он с женой на английской ферме, а на другой – Дамасские ворота в стенах Иерусалима, а под ними слова: «Если я Тебя забуду». Он хранил верность обоим.

То же можно сказать и о кузене его жены, покойном бригадире Кише.

Герман Фредерик Киш, представитель уникального англо-еврейско-индийского клана, который включал и успешных купцов, и видных государственных служащих, родился в Дарджилинге в 1888 году, учился в Клифтоне и Королевской военной академии в Вулвиче и поступил в Корпус королевских инженеров. Он был ранен в бою на Первой мировой, получил орден «За выдающиеся заслуги» и французский Военный крест и дослужился до звания подполковника. В 1916 году его перевели в Генеральный штаб, и после войны он был одним из участников британской делегации на Парижской мирной конференции. В 1921 году Вейцман пригласил его руководить работой сионистской организации в Палестине.

Приглашение, как позднее вспоминал Киш, «свалилось на меня как снег на голову». Он был типичным англичанином, колониалистом, не слишком-то дружелюбным, не любившим пустословия высоким худощавым мужчиной с беспокойным лицом и армейскими усами. Он не входил во Всемирную сионистскую организацию, однако трудность и размах задачи привлекали его. Он согласился и тут же взялся за дело с пылом, характерным для всех его занятий. Он выучил иврит, и подчиненные ему британцы, которые поначалу радостно встретили его как офицера и джентльмена, как своего, стали подозревать, что он «отуземился», и в какой-то степени так и было, но внутренние политические интриги в сионистской среде утомляли его, и, когда Вейцман ушел с поста в 1931 году, он тоже откланялся. Однако он полюбил Палестину и остался там и выстроил себе великолепную виллу на горе Кармель, глядящую на Хайфский залив.

С началом Второй мировой он вернулся в армию, дослужился до звания бригадира в качестве главного инженера при 8-й армии генерала Монтгомери и участвовал в планировании операции прорыва в Эль-Аламейне. В нем необыкновенная изобретательность сочеталась с редким профессиональным опытом. Монтгомери сказал, что он «лучший инженер, на которого только может надеяться армия». В апреле 1943 года, руководя операцией по разминированию в Триполитании, он подорвался на мине и погиб.

Моше Шарет, позднее первый министр иностранных дел Израиля, отдал ему дань памяти в Иерусалиме: «Мир праху твоему в чужой земле, еврейский солдат! Твое стойкое сердце билось ради освобождения Израиля. Ты всю жизнь положил на благо нашей Родины, и благодаря твоему труду и самопожертвованию твое имя вечно будет жить в памяти нашего народа».

На его мемориальной службе, состоявшейся через несколько дней, среди большого числа собравшихся присутствовал один коренастый человек в инвалидной коляске, у которого вся грудь была в медалях. Это был сэр Брюнель Коэн, майор Первой мировой, лишившийся обеих ног в бою.

Коэн происходил из семьи еврейских предпринимателей из Ливерпуля, основавшей сеть универмагов «Льюис». В его отце некий дух шоумена сочетался с деловой хваткой. Он доставил корабль Брюнеля «Грейт Истерн» вверх по Мерси, чтобы использовать в качестве плавучего торгового центра, и так увлекся им, что назвал сына в честь его инженера-строителя.