Есть искушение записать Альфреда в разряд неисправимых дилетантов, но в Нью-Корте он проявил себя отнюдь не как дилетант. Возможно, он был не так предан банку, как другие члены его семьи, но прекрасно разбирался в операциях на денежном рынке и был дальновидным финансистом. Он стал первым евреем – директором Банка Англии, причем этот пост занял в возрасте двадцати шести лет, однако был вынужден уйти в отставку двадцать один год спустя: он просмотрел счет одного из клиентов банка, продавшего ему картину, чтобы узнать, сколько тот взял сверху. (Удивительно, что не изучил его счет
Альфред никогда не заседал в палате общин – может быть, потому, что во время выборов ему пришлось бы слишком тесно общаться с массами, – но интересовался политикой и был на короткой ноге со многими известными государственными мужами своего времени.
Как и братья, Альфред был прекраснейшим образом информирован о международных событиях, и, как и их, его тревожило растущее соперничество между Британией и Германией, ибо он был убежден, что мир в Европе зависит от способности двух стран наладить дружественные отношения. Располагая важными связями как в Лондоне, так и в Берлине, он мог использовать свое влияние, чтобы устраивать неформальные встречи между высшими британскими и германскими чиновниками. Так, в феврале 1898 года в Холтоне состоялась конференция за круглым столом, на которой присутствовали Артур Бальфур, министр иностранных дел, Джозеф Чемберлен, министр по делам колоний, и граф фон Гацфельдт, немецкий посол.
«Альфред, – писал Бальфур премьер-министру, лорду Солсбери, – предоставил в наше распоряжение столовую и роскошный dejeuner[53]
, между блюдами которого мы вели бесконечные разговоры…»Дальнейшие встречи проходили в Холтоне или в его доме на Симор-Плейс, хотя сам Альфред редко участвовал в беседах. Он довольствовался ролью частного посредника и метрдотеля по совместительству.
Но политический курс Германии с увертками и демагогией свел все его усилия на нет.
«Джо [Чемберлен], с которым мы обедали, совершенно пал духом, – писал Альфред в мае 1901 года. – Он больше не хочет иметь никаких дел с берлинцами. Если они настолько близоруки, говорит он, что не видят, что от этого [от англо-германского альянса] зависит весь новый миропорядок, то им уже ничем не поможешь».
Война поставила крест на рафинированной вселенной Альфреда.
Он отдал Холтон в распоряжение правительства, а фельдмаршалу лорду Китченеру разрешил использовать Симор-Плейс в качестве второго дома. Великолепные березовые рощи, окружавшие его поместье, срубили на подпорки для окопов.
Альфред так и не женился, и, когда он умер в январе 1918 года, его состояние, по-видимому, досталось всем понемногу. Холтон остался его племяннику Лайонелу. Сэру Эрнесту Касселу он завещал пару светильников эпохи Людовика XIV, графу Рипону «мою трость с рукоятью из гелиотропа и золотой монограммой», по 10 тысяч фунтов леди Керзон и двум ее сыновьям и 5 тысяч ее дочери; сэру Филипу Сассуну – картину Веласкеса; 25 тысяч фунтов лорду Порчестеру и леди Ивлин Герберт, разные подарки леди Рипон, леди Арлингтон, леди Роксэвидж, графине Госпорт и миссис Асквит. Симор-Плейс и основная часть его 2,5-миллионного наследства отошла Альмине, графине Карнарвон. Альмина была его незаконной дочерью.
У Альфреда было два брата, Натаниэль и Леопольд. Лео был младшим, мать его обожала и баловала. Младенцем он был прелестен, и миссис Дизраэли пришла от него в восторг. «Моя дорогая, – воскликнула она, – этот чудный ребенок мог бы быть грядущим Мессией». Для начала было достаточно и того, что он был Ротшильдом.
Отец оставил ему Ганнерсбери-Парк и ветхий фермерский дом в Аскотт-Винге возле Лейтон-Баззарда, который тот перестроил и расширил, превратив его в величественный особняк. Лео приобрел городской дом неподалеку от семейного анклава – номер 5 по Хэмилтон-Плейс, а также купил Пэлис-Хаус в Ньюмаркете, откуда удобно было добираться до места скачек. Он был одним за самых завидных холостяков своего поколения, и целый сонм кузин и тетушек, как обычно, строили заговоры с целью его женить, но все напрасно. Он ни за что не женится, говорил Лео, пока не найдет женщину, такую же «прекрасную и утонченную, как миссис Артур Сассун». Как-то раз его поймали на слове и познакомили с сестрой миссис Сассун Мари.
Встречу организовали кузина Лео Констанс (дочь сэра Энтони) и Ханна (дочь барона Майера) при содействии самой миссис Сассун.