Влиятельные семьи Англии. Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны

Мозес Мокатта был брокером по профессии и ученым по склонностям: он проводил больше времени у себя в кабинете с книгами, нежели в счетной конторе. Он посылал статьи во множество ученых журналов, включая Hebrew Review, «Еврейское обозрение». Он был щедрым покровителем Грейс Агилар, романистки и поэтессы, которая умерла в 1847 году. Ее сочинения, в основном исторические романы о тяжелых судьбах испанских евреев при инквизиции, пользовались популярностью в еврейской общине, да и не только в ней. В 1851 году Мозес перевел труд Исаака Трокского по еврейской апологетике «Хиззук эмуна», «Укрепление веры», и написал книгу на основе премудрости Соломона. Он был одним из украшений синагоги на Бевис-Маркс, и его уход был серьезной потерей. Брокеров у них было много, а вот ученых мало.

У Мозеса было девятеро детей, самым известным из которых, пожалуй, был Дэвид, архитектор. Он спроектировал множество станций на железнодорожной линии Лондон – Брайтон, синагогу сэра Мозеса Монтефиоре в Рамсгите и надзирал за строительством Западнолондонской синагоги. Другой сын, Айзек Линдо, эмигрировал в Южную Америку, а оттуда в Австралию, но не добился особого успеха ни там ни там и в конце концов поселился в Брайтоне, где написал несколько небольших работ по библейским вопросам, в том числе книгу для детского чтения в Шаббат. Как и другие члены его семьи, он имел возвышенные устремления; но, в отличие от них, не имел больших богатств. Когда он умер в 1879 году, он оставил Западнолондонской синагоге 100 фунтов, 50 фунтов слепым, 10 фунтов «Еврейским грошовым обедам», а своим шестерым детям – по девятнадцать гиней каждому.

В некоторой степени о них позаботился дедушка в своем завещании, и, возможно, они также унаследовали различные суммы от других родственников, но Мокатта в принципе считали благотворительность своей главной обязанностью, будь то при жизни или в качестве посмертного дара.

Больше того, один член семьи стал в буквальном смысле слова почетным благодетелем еврейской общины, хотя его филантропия не ограничивалась одними евреями. Это Фредерик Дэвид Мокатта. В своей последней воле в 1905 году он оставил 110 тысяч фунтов, которые следовало поровну разделить между еврейскими и нееврейскими благотворительными организациями.

Фредерик, один из четверых детей, родился в 1828 году. Доктор Альберт Лоу, известный гебраист, учил его еврейской истории и фольклору. Его отец, партнер фирмы «Мокатта и Голдсмид», научил его ивриту. Он поступил в «Мокатта и Голдсмид», когда ему было пятнадцать, и стал партнером через шесть лет. В фирме не вспоминают его как одного из самых активных или динамичных партнеров, но, видимо, он добился достаточного успеха, чтобы уйти из бизнеса в возрасте сорока семи лет, щедро жертвовать, много путешествовать и жить на широкую ногу.

В 1856 году он женился на Мэри Аде, второй дочери Фредерика Дэвида Голдсмида, члена парламента. Уже в их медовый месяц у нее проявился ревматоидный артрит, и их семейная жизнь состояла из череды усталых переездов с одного водного курорта на другой, нередко с врачом и сиделкой, в постоянной и тщетной погоне за здоровьем. В конце концов они выбрали Э-ле-Бен в качестве ежегодного зимнего курорта и стали там известными членами местной английской колонии.

Это была любящая чета, но они не имели детей. Пожалуй, это было главной трагедией в жизни Фредерика Мокатты, так как он обожал детей и в их присутствии выказывал оживление, чуждое ему в другое время. В каком-то смысле он нашел замену детям в лице бедняков, однако он был человеком своего времени в том, что никогда не проявлял потворства и весь его подход к благотворительности был холодным, деловым и отстраненным. Он считал, что множество структур дублируют работу друг друга, кругом беспорядок в администрации, а помощь раздают скорее с добротой, чем с умом. Задача благотворительности, говорил он, не в том, чтобы «помогать бедным, а в том, чтобы дать им независимость», и предостерегал от практики мелких подачек, «которые удовлетворяют минутную жажду, как крепкий напиток, но внушают желание пить еще и еще и подрывают нравственную конституцию получателя, таким образом усугубляя бедственность его положения».

Он был активным членом Общества благотворительных организаций, действовавшего в качестве распределительного центра для всех основных благотворительных учреждений Лондона, и вице-президентом Еврейского совета попечителей. Он был, писал историк совета, «эталоном англо-еврейского филантропа».

Между 1880 и 1915 годами число евреев в Лондоне увеличилось вчетверо, и Совет попечителей завалили прошениями. В минуту паники один из членов совета выступил за то, чтобы ввести ограничения на допуск «беспомощной» голытьбы.