Влиятельные семьи Англии. Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны

«Я не желаю иметь ничего общего с этими реформами, – упорствовал он, – они предвещают грядущие беды». Джозеф умер в 1838 году, и его сыну Луису пришлось стать свидетелем раскола, неизбежного из-за неподатливости отца. Именно Луис объединил ашкеназские синагоги Сити и назначил одного главного раввина, что в итоге привело к созданию Объединенной синагоги.

Большую роль в этом назначении сыграло не просто чувство единства или даже религия. Евреи Британии боролись за эмансипацию, и в такое время им был нужен во главе не просто благочестивый человек, но привлекательная публичная фигура, сведущая и в светских, и в духовных вопросах и при необходимости способная действовать в качестве посредника с внешним миром.

Дэвид Саломонс написал Луису, стараясь внушить ему правильные приоритеты: «Надеюсь, что главным вместилищем совести всех евреев Британской империи станет человек, который будет вызывать всеобщее уважение как своей ученостью, так и внешним видом… Из двух я предпочел бы более представительного человека более одаренному. Не то чтобы я не ценил таланта, но есть и другие качества, помимо этого, необходимые для столь важного функционера».

В конце концов они остановились на кандидатуре Натана Адлера, который обладал и представительной наружностью, и большим талантом.

У Луиса было восемнадцать детей, из которых восемь умерли в младенчестве и девять в детстве. Аделаида, старшая уцелевшая дочь, вышла за сэра Джозефа Сибэг-Монтефиоре, брокера марокканского происхождения, который когда-то звался Джозефом Сибэгом, но официально присоединил фамилию Монтефиоре, унаследовав Ист-Клифф-Лодж в Рамсгите от своего дяди по матери сэра Мозеса Монтефиоре. Сибэг-Монтефиоре стал основателем фирмы «Джозеф Сибэг и сыновья», одной из крупнейших биржевых фирм Великобритании с отделениями в Чикаго и Лос-Анджелесе.

Возросла не только величина семьи, но и ее богатство благодаря фирме «Луис Коэн и сыновья», банковско-биржевого предприятия, имевшего дело в основном с финансированием внешней торговли. Это была надежная фирма с хорошей репутацией, но она появилась, когда время частных банков уже почти прошло, и в 1901 году добровольно самоликвидировалась. Роберт Энрикес, биограф сэра Роберта Уэйли-Коэна, сына Натаниэля Коэна, одного из партнеров, в неопубликованной части своей рукописи утверждает, что фирма получила «заманчивое и солидное предложение», но братья отказались ее продать, чтобы «не запятнать» свое доброе имя. Если предложение действительно было «солидным», то им нечего было бояться. Более вероятно, что банк изжил сам себя. Нескольких миллионов, которые братья имели в своем распоряжении, было недостаточно для финансовых операций на рубеже веков. Господствующее положение заняли акционерные банки, а те частные фирмы, которые не постигло слияние или поглощение, как правило, не выдерживали конкуренции на рынке. Более того, мания иностранных займов, столь характерная для 1860-х и 1870-х годов, благодаря которой банки наживали свои состояния, к концу века сошла на нет, и, если бы Коэны не ушли в отставку как джентльмены, они могли бы разориться и уйти как банкроты. Альфред, старший из братьев, умерший в 1903 году, оставил 567 тысяч фунтов, в том числе по 120 тысяч каждому из троих его уцелевших детей. Бенджамин оставил почти 400 тысяч, а Лайонел, который умер еще до ликвидации, 434 тысячи – достаточно, чтобы в викторианские времена иметь городские и загородные дома, кареты и прислугу и прочие параферналии образа жизни верхнего слоя среднего класса.

Складывается впечатление, будто у Коэнов было правило: каждый родитель оставляет всем своим детям столько, сколько унаследовал он сам, а обычно это составляло шестизначную сумму. Оставляя меньше, он чувствовал, что в некотором роде не исполнил отцовского долга перед ними.

Видимо, долг был настоящим девизом Коэнов, и каждый из партнеров, похоже, тратил не меньше времени на разные благородные дела, чем на счетную контору. Это особенно верно для Лайонела, четвертого из сыновей Луиса.