– Дело не в этом. Я вдруг подумал, как было бы хорошо, если бы такой джин на самом деле существовал. А еще вспомнил твой рисунок, который ты нарисовала в беседке, когда мы встретились в поместье моего отчима. Ты тогда угадала. Я бы пожелал, чтобы у Пирата снова было четыре лапы и другое прошлое. Жаль, что это невозможно.
Я вздыхаю, а Данил произносит:
– Хочешь узнать мой секрет, Рита? Я никому не говорил.
– Хочу.
– Когда закончу спортивную карьеру – открою приют для таких собак, как Пират и старая Галатея, я уже решил.
– Значит, это твоя цель?
– Одна из. Но не самая последняя.
Я ставлю чашку с кофе на стол и поворачиваюсь к парню. Обняв его за талию под кофтой, поднимаю лицо и целую в губы.
– Ты добрый, Воробышек.
Он неожиданно смущается. Мне ведь не показалось? Или почему вдруг так сжались губы и сдвинулись брови.
– Нет, я вредный! У кого хочешь спроси. Да хоть у Ванькиной Кати! Меня даже ее ручной паук не любит.
– Ты не прибил Степку, когда он измазал тебя в муке и кетчупе, а ведь мог.
– А смысл? Я сам в его возрасте был таким же идиотом.
– И не бросил меня у парка без одежды.
– Я просто не хотел иметь дело с полицией.
– Ты привез меня в свой дом и назвал Золушкой, хотя был грубым, это правда.
– Ну вот, видишь!
– Но знаешь, что странно?
– Что, Рита?
Сейчас, когда на Данила падают солнечные лучи, глаза у него синие-синие и неотрывно смотрят на меня.
Я поднимаю палец и провожу по его губам:
– Однажды, когда мне было одиннадцать лет, на зимней ярмарке возле городской елки стояла карета-инсталляция в форме зеркальной тыквы – очень красивая. Тот новый год для нашей семьи стал особенным, поэтому я хорошо его запомнила. Так вот, возле кареты стояли интерактивные экраны – знаешь, такие, которые преображают людей в нереальных персонажей – как новогоднее развлечение. И я не знаю почему именно меня экран преобразил в Золушку.
Вокруг на площади гуляли люди, какие-то мальчишки бежали на каток и один из них вдруг остановился и рассмеялся, заметив это. Он чуть не довел меня до слез, потому что на экране я была такой, какой даже не могла мечтать, а в жизни – совсем юной, растерянной девочкой. Понимаешь, в тот день многое изменилось в моей жизни. В ней появился человек, который захотел стать моим отцом, я чувствовала себя счастливой, но вдруг испугалась – а что, если и он видит меня такой же, как тот мальчишка? И просто жалеет.
Тот мальчишка называл себя Робин Гудом, дразнился, что распугает всех принцев и угонит карету-тыкву, если я не пообещаю найти его, когда вырасту. Зачем, не знаю. Я давно забыла о том случае, пока не встретила тебя. А странно то, что теперь ты меня так называешь, и я никак не пойму, что же меня смущает в том воспоминании…
– Ты была в розовой шапке с помпоном, и у тебя уже тогда были длинные светлые кудряшки, нежные щеки и большие глаза. Я сразу тебя заметил. Ты так смотрела на карету, будто верила, что она и впрямь настоящая, и мне ужасно захотелось тебя задеть. Скорее всего, я нес чушь, не помню. Но экран не ошибся, если и была в тот день Золушка на площади, то это ты.
Я изумленно смотрю на Воробышка, положив руки на его широкие плечи.
– Нет, невозможно, – выдыхаю потрясенно.
– Согласен.
– Даня, это, и правда, был… ты?
– Похоже, что да, раз ты исполнила свое обещание и нашла меня.
– Нет, я не верю.
– Если бы мне кто-то сказал еще пару дней назад, что я стану обладателем «Кольца всевластия», и что меня в два счета окольцует девчонка – я бы тоже рассмеялся и не поверил. Для меня это точно было за гранью возможного. Рита?
– Что?
Данил серьезно смотрит на меня.
– Я бы очень хотел, чтобы исполнилось еще одно мое желание.
– Какое?
– Чтоб ты навсегда избавилась от мысли, что можешь разочаровать своих родителей. Я уверен, что этого не случится, даже если ты совершишь десять ошибок, а на одиннадцатой упадешь. Они не перестанут тебя любить. И ты не можешь знать, что люди думают о тебе. Само по себе то, что вы есть друг у друга важнее любого сомнения. Просто не думай, что может быть иначе. Не может, и не будет, слышишь?
Я все еще изумлена и послушно выдыхаю:
– Да.
– Умница. Так что ты там мне обещала в ванной? – Воробышек вновь улыбается, развязывая пояс моего халата и не пряча взгляд. – Мы продолжим?
Он подхватывает меня под попу и поднимает. Дождавшись ответного поцелуя, утаскивает внутрь квартиры, где раздевает и раздевается сам. Раскладывает диван, бросив на него теплый плед и, обнимая, урчит на ухо голодным котом:
– Ромашка, я страшно хочу склонить тебя к кое-чему неприличному, но для этого нам лучше закрыть шторы… Никто ни о чем не узнает, только мы.
По мне, так неприлично все, что касается этого парня. От броской внешности, до смелого предложения. От потемневших синих глаз – совершенно бесстыжих, до тихого с хрипотцой голоса, полного неприкрытого желания.