На глаза навернулись слезы. Пиво, телевизор и мысли о вероятной скорой смерти – замечательный меня ждет вечер.
Интересно, чем занят Норвуд?
Нет, интересно другое – после той Эльзы, с которой они остались друзьями, у него кто-то появился? Сейчас – кто-то есть? Сабелла наверняка знает, но как раз в этом она могла и слукавить и промолчать. Хотя, раз все же полагает, что я сумею его заинтересовать… Буду считать, что он сейчас свободен. Так остается хоть какая-то надежда.
В телевизоре плыл Сидней с высоты птичьего полета, а я пила пиво и пыталась вообразить, каким Норвуд бывает с женщинами. Представлялась слегка смягченная версия привычного ядовито-ироничного модуса. «Саблезубые коряги» и «почти-вечернее-платье» – это даже мило, если не ожидать от мужчины каких-то особенных нежностей. Потому что на нежности Норвуд, кажется, способен только в отношении пурпурницы. «Смотри, детка»… с другой стороны, если бы он назвал «деткой» меня… ну уж нет, не надо!
А ведь у него тоже осталось всего четыре дня, хотя он об этом еще не знает. Наверное, плохо, что я ему не сказала. Нечестно. Вдруг у него тоже есть какая-то мечта, которую обидно будет не исполнить? Мало ли… может, вырастить ещё какой-нибудь супертурнепс? Или прокатиться на яхте до Большого Барьерного Рифа – почему бы нет, в конце концов? Должны же у него быть какие-то увлечения и кроме науки?
Я бы даже составила ему компанию. Наверняка это было бы интересно. Хотя вряд ли он мечтает последние оставшиеся дни провести с Шарлоттой.
А жаль.
Стоп. Это что же получается – я хотела бы провести эти дни именно с ним? Не потому что надо, а…
А потому что мне было бы приятно? меня вдруг увлекает его общество? Интересны его язвительные реплики?
Я допила бутылку и тут же открыла другую. Оказывается, пироги и болота очень легко сближают. Вернее, болота и пироги, хотя какая разница. Такие новости точно надо запить.
И заесть. Пиво – хорошо, а пиво с пиццей – лучше. Снова вниз. Здесь точно есть какие-то ограничения на шатания порталами туда-сюда, не зря же в доме Сабеллы, как и у Шарлотты, портал ведет в гостиную. Так что для Сиднея придется узнавать, как здесь обстоят дела с визами.
Я сделала заказ и села в кресло дожидаться своей вкусной пиццы. Отхлебнула еще пива, закрыла глаза…
Ажурная дуга моста Харбор-Бридж отражалась в синей бухте. Синюю гладь рассекали большие и маленькие катера, белели яхты, вокруг галдели туристы. А вон и похожая на паруса под ветром крыша Оперы.
Я спрыгнула в стоявший у причала юркий катер, и он рванул через бухту, оставляя белый пенный след. Ветер норовил сорвать с головы широкополую шляпу, я придерживала ее одной рукой, другой вцепившись в поручень. Дышала соленой и йодистой свежестью океана, так непохожей на затхлый воздух болот, и жалела, что Норвуда нет рядом.
Катер привез на пляж с белым коралловым песком, а с пляжа меня каким-то образом занесло в бар, почему-то с немецкой кухней. Сосиски на углях и холодное пиво… не много ли мне пива на сегодня? Хочу вина. Обязательно австралийского. Где-то я читала, что оно даже лучше итальянского. Оказалось – правда!
После вдумчивой дегустации меня занесло в мастерскую художника. Я знала, что его зовут Джейк, и он рвется нарисовать мой портрет.
– Обнаженной в полный рост? - спросила я на всякий случай. Он расхохотался.
– Если хочешь, почему нет? Но я имел в виду только то, что сказал. Портрет. Лицо в лунном свете на фоне океана. В синей гамме. Ты знаешь, что в твоем лице есть что-то потустороннее? Как будто ты пришла из совсем другого мира.
– Надеюсь, это не твой способ ухаживать за девушками, потому что я согласна только на портрет, - я сделала вид, что не услышала слов о другом мире.
А в портрете и правда чудилось что-то потустороннее. Не я и не призрак – но как будто и я, и она сразу. ? у синего, оказывается, столько оттенков…
– Ты чудесный художник, Джейк, - сказала я, рассматривая свое-Шарлоттино лицо на холсте.
Оно не было пугающим или мертвенным, не было лицом призрака. Но в нем как будто отражался иной мир. В неуловимых штрихах и бледно-голубом цвете. Странном, чуждом, словно подсвеченном изнутри. Состоящем из тысячи разных оттенков.
И казалось, что этот пугающий мир вот-вот позовет девушку с портрета. Заберет. Поглотит и не выпустит больше. А на туманном, едва-едва прорисованном фоне, почти незаметные глазу, проступали странные темные силуэты, не то горы с острыми вершинами, не то скалы. И они тоже – пугали.
– Я не понимаю… Как ты все это увидел? Почувствовал? Ты чертов гений.
– Пустое, - отмахнулся Джейк. - Я всего лишь художник.
– Да. Ты показал здесь больше, чем можно было бы сказать любыми словами.
– Спасибо, Салли, – кивнул он. - Приходи сегодня вечером, надо поработать над деталями.
– Сегодня? – я посмотрела на часы, в окно. Над океаном вставало солнце. - Мне же на работу. А хотя… плевать. О чем волноваться, правда?
Он засмеялся и поцеловал меня – легко, почти по–дружески.
– Не надо, - попросила я. - У меня Норвуд.