Влюбиться в дурака

Мне показалось это странным, ведь вряд ли после поражения о чём-то просят. Не оборачиваясь, я окинула взглядом штильное море и невольно взглянула на Тину, которая пыталась мне что-то сказать и как безумная махала руками, корча гримасы.

– Я заплатил за полотенце. Оно лежало на кровати с остальным бельём, но пришёл охранник и сказал, что полотенце пропало и надо заплатить.

Я сморщилась от удивления и обернулась на его слова.

– Что?

– Охранник украл это чёртово полотенце, чтобы взять с меня деньги.

Марсель звучал так глупо, а его возмутительный тон нервировал, поэтому я больше ничего не сказала, и он замолк. В какой-то момент мне стало тошно от множества воспоминаний – приятных и не очень – которые хотелось бы забыть, но моя безжалостная совесть, как последняя скотина, мне твердила: так тебе и надо.

Я одним намёком выдавала свои чувства. Это не могло не раздражать. Пережить немало горьких минут и при этом оставаться такой паинькой – вдвойне задевало. Я огорчала саму себя, потому что не была уверенна в том, или смогу навсегда избавиться от удручающего чувства, по вине которого Марсель занозой сидел в моей голове. Отвращение не то к нему, не то к самой себе превращало меня в жалкую особу, не способную мерзавцу дать отпор.

Всё его нелепое существо действовало на меня магически. Ему даже не пришлось уговаривать меня провести его на автобус, и всё из-за моей излишней влюбчивости, а ведь могла бы хоть немного поюлить. Так я ему быстро надоем. Его нужно было мысленно держать за одно место, а иначе перестану интересовать его как девушка.

Марсель уже успел забрать свои вещи и вернуться ко мне, пока я стояла как вкопанная, пытаясь разобрать воздушные послания моей неугомонной Тины. Он несколько раз окликнул меня, но лишь спустя минуту его голос, наконец, достиг моих ушей и опять проник мне в сердце.

Мы неторопливо поднялись вверх по склону и пошли вдоль дороги, которая вела к автобусной остановке. Было невыносимо жарко. Я полпути как изнывала от жажды. Долго находиться под палящим солнцем было самой настоящей карой для меня, а Марсель, казалось, вовсе не устал, а наоборот, расправив плечи, бодро шёл вперёд, только капли пота выступали у него на лбу и стекали по височным впадинам прямиком в ушные раковины.

На остановке у дороги я увидела Петю. Он с сумкой на плече сидел на бетонном бордюре и странно улыбнулся, как только мы к нему примкнули. Времени оставалось сосем мало, а Марсель медлил и был нерешителен. У меня возникла мысль, что он не собирался брать мой номер телефона, и, сглупив, я решила сделать первый шаг и сама вручила ему заранее подготовленную записку.

– Вот мой номер телефона.

Я протянула к нему руку, а он не более, чем удивился и, выхватив записку, как какой-то ненужный огрызок бумажки, скомкав, сунул в карман своих брюк.

К остановке подъехал автобус. Марсель шустро схватил сумку и ринулся к нему, на ходу выкрикивая, что дня через три позвонит. Петя следом соскочил с бордюра, устремив свой жалкий взгляд к автобусной двери, и, измотанный жарой, еле простонал:

– Не волнуйся. Непременно позвонит.

7

Я вернулась обратно на пляж, словно это было то единственное место, где мне было несказанно хорошо. С той самой секунды, как мы расстались, – возможно, даже навсегда – моё сердце сжалось от отчаянья. В душе образовалась пустота, а желание его забыть не давало покоя. Изо всех сил я старалась казаться взрослой, сдерживать слёзы и смотреть вперёд, пытаясь обрести былую страсть к свободе, но воспоминания возвращали меня в прошлое, в те два прошедших дня, которые перевернули всё внутри меня верх дном. Мои попытки что-то предпринять стали безнадёжными с того самого момента, как он сел в автобус, из-под колёс которого у меня перед глазами ещё долго клубилась пыль.

«Мне всё равно», – сказала бы я вслух, уединившись где-нибудь на пляже, но проще было забивать себе голову мыслями, напрасно стараясь влюбить в себя очередного мальчика, – и не просто там какого-то подростка без малейшего понятия о будущем, а взрослого, нашедшего себя в науке, молодого человека – физика. Теперь его и след простыл. Жизнь в одночасье стала бесполезной, и это солнце, море и мелкие камешки, по которым было больно ступать босыми ногами, – с его отъездом ничего не радовало больше глаз.

Солнце почти зашло за горизонт, а я продолжала сидеть на тёплой гальке, думая о том, что рано или поздно всё кончается. Я не задавала самой себе вопросов и не искала ответов, только чувствовала, как щёки горели. На мгновение закрыв глаза, я вспомнила пустое помещение, и запах сырости, и поцелуй, и даже чувство гордости, по вине которой я убрала его руки, но теперь об этом сожалела, хотя сожалеть уже было поздно. «С ним я менее несчастлива, чем без него» – подумала я и, оглянувшись вокруг, увидела Тину. Она сидела у самого моря, ласкаясь последними лучами заката. Тогда я зашагала к ней по ещё залитому солнцем берегу и присела с ней рядом.

– Алиса, где ты была?

Тина посмотрела на меня, нахмурившись.

– Он уже уехал, и теперь мне грустно.