Влюбиться в эльфа и остаться в живых

– Реконструкцию театра придется продлить. Иди, гаси своего курилку сам, гаси его скорее и наверняка, пока он нам полгорода не разворотил. Я не могу его больше видеть, понимаешь? Я чешусь от одной мысли, что он еще дышит. На меня такая мысль действует, как стригущий лишай. Иди!

Макар Филипыч поднялся на ноги и добавил:

– Амулет на нем или в квартире. Он только без году неделя как глаз открыл. Других вариантов нет. А макраме подождет.

– Какое макраме? – обходительно поинтересовался Корней, затормозив в дверном проеме. Только теперь Макар Филипыч наконец взбесился – то ли спровоцированный вопросом, то ли обнаружив, что его прическа инкрустирована крошками битого стекла.

– В игровой комнате!!! – заорал Принц. На третьем восклицательном знаке Корней уже пробегал амфитеатр.

Приподняв веки, Женя увидел перед собой четверых перемазанных сажей охранников и массивное рифленое дуло бластера на батарейках. Третий глаз включился, угас, забарахлил. Ему вдруг не вовремя показалось, что третий глаз работает на эффекте обычного бинокулярного зрения, только на ином уровне: сопоставляя картинки от левого и правого глаза и сливая их в единый образ, он показывает изображение мира, которое недоступно каждому глазу в отдельности. Корней шарил по его карманам, смотрел за пазухой. Женя вынул изо рта и предложил ему жвачку. В своем дезориентированном и оглоушенном состоянии ему представилось в этом благородном жесте предложение дружбы и мира. Когда Корней, ничего не обнаружив, повернулся к уже не потайному и даже больше не стеклу под куполом и покачал головой, Женя понял, что дружбы сегодня не намечается, и вернул жвачку на место. Он начал приходить в себя. И продолжил стремительно, когда Корней наставил бластер ему в лоб, резко выпрямившись из положения полулежа.

Как в абсурдном сне, над бластером пропарил маленький мыльный пузырь.

– Ложи-и-сь! – заорал Корней и кувыркнулся вперед головой в оркестровую яму.

Впоследствии Дюша рассказывал Жене, что это – карма и судьба и друг неумолимо обречен на помощь другу в безвыходной ситуации, намеренно или иначе. Когда прекратилась суета в коридорах и со стороны сцены затихли звуки, Дюша решил прогуляться, потому что никогда не видел изнанку театра. Он заглядывал в пустые гримерные, дивился на замысловатые закулисные механизмы и оставлял за собой дорожку из мыльных пузырей. Когда он вышел на изувеченную сцену, ослепленный несколькими выжившими софитами, и любовался на игру пузырей в золотистых лучах, раздался крик: «Ложи-и-сь!», затем топот и сумятица. Дюша послушно лег на неровные груды обрушенных задников, поэтому не видел и видеть не мог, а только слышал, как Матвей ловко перемахнул через три ряда кресел и плашмя брякнулся на пол; как Серый бросился бежать, чуть не налетел на мыльный пузырь, отшатнулся и пополз, по молодости не схватив инфаркт; и как сам Женя, воспользовавшись странной ситуацией, сиганул прямиком к ложе нижнего яруса.

Дюша приподнял голову и прищурился, привыкая к свету. В оркестровой яме, обнявшись с валторной, Корней не сводил глаз с пузыря, парящего перед самым его носом, на кончике которого дрожала капля пота. «Тоже ценит», – удовлетворенно подумал Дюша.

– Красиво? – спросил он у Корнея в порыве братства. Корней дернулся, как будто его шибануло током, задел барабан сразу несколькими конечностями и от грохота дернулся еще больше, как будто на второй раз ему прибавили вольт. Пузырь обдал Корнеево лицо мелким издевательским брызгом.

– Беги! – крикнул Женя из ложи, одной ногой уже в вестибюле. Дюша побежал.

– Ложная тревога, – выдохнул Корней, обретя дар речи. – Ложная тревога!

Намеренно создав себе слепое пятно там, откуда Принц пепелил его взглядом в безопасности обзорной площадки своего кабинета, Корней поспешил раствориться в азарте преследования, всерьез опасаясь, что в эту секунду взгляд правителя обратит его в камень или пастилу. Куда там Вию, и где там Медуза горгона! Всех сдуло в момент, зал опустел. А Дюша все бежал и бежал по проходам служебных помещений, пока не понял, что за ним никто не гонится.

Загнанный куда-то на чердак под самым коньком двускатной крыши, Женя метался в поисках пожарных лестниц и черных ходов, но, кроме окна в конце коридора, ничего не находил. В окно он побоялся даже выглянуть; здесь было в несколько раз выше его уже привычного четвертого этажа, но без балкона. В дверь уже колотили так, что пыль подпрыгивала на засаленной ковровой дорожке, которая когда-то была какого-то цвета. Женя ринулся вдоль коридора, дергая ручки запертых дверей, хотя помещения походили скорее на кладовки, чем на потайные лазы. Проделав весь путь, он оказался у глухой стены и ощутил, что он не один.

Светлое от наружных огней окошко загородил силуэт.

– Здравствуй, Женя, – сказал Эльфийский Принц, шагнув вперед, в неяркое пятно усталой лампочки без торшера. – Все надо делать самому.

Дверь хрустела под напором охраны, но не поддавалась. Беспорядочный стук сменился мерными ударами тяжелым предметом.

– Прощай, Женя, – сказал Принц и добавил: – Сундук.